Юлия Тимошенко и лидер «Радикальной партии» Олег Ляшко заявили, что не будут голосовать за кандидатуру Якова Смолия на должность главы Нацбанка. Если Тимошенко и Ляшко против – хорошие сапоги, надо брать.

Не знаю, будут ли голоса в Раде за его кандидатуру, для этого нужно понимать, что происходит у них там под куполом. Но кандидатура Смолия хорошая. Видим, что на протяжении практически 10 месяцев он исполняет обязанности главы НБУ. Политика Национального банка за это время не изменилась, ее качество оценивается как очень хорошее и другими странами, и внутренним банковским сообществом. Дальше все будет зависеть от депутатов.

О реформе НБУ

Если мы говорим про реформирование в Украине в целом, то у нас банк убежал далеко вперед, за ним все остальные не успевают. Суды ещё не реформированные.

В первую очередь была реформа самого Национального банка. Оттуда поганой метлой вымели кучу народу, который там не должен был быть. Банковский сектор начал регулироваться. Раньше у нас с этим была огромнейшая проблема. Банкопад, или очищение банковской системы — тоже огромная заслуга Валерий Гонтаревой и ее команды.

Почему так много банков фактически были зомби-банками? Потому что система не регулировалась до 2014 года. Как результат мы увидели огромный провал, потому что все творили что хотели — от государственных банков до частных. Ведение регуляции сейчас очень жесткое. Мы знаем и по собственникам, и по поведению, что можно делать банкам, что нельзя. Очищение банковской системы было фактически очищением авгиевых конюшен, которое привело к тому, что Валерию Гонтареву теперь ненавидят все в Украине, по крайней мере условный народ. То же самое было в Турции, когда под руководством главы Нацбанка прошло такое же в 2000-х гг.

Плюс мы отказались от фиксированного валютного курса, ведь это давило на экономику. В краткосрочной перспективе все были счастливы, потом бах — и все разорились, потом все счастливы, потом бах — все разорились. Теперь у нас монетарная политика, таргетирование инфляции, нет жесткого валютного курса.

Сейчас гривна девальвирует не потому, что кто-то хочет, а потому, что это естественный ход рынка. Такая забавная была цифра 23 февраля – в этот день на протяжении трёх лет один и тот же курс гривны, плюс минус пару копеек. Поэтому говорить о том, что у нас какая-то сумасшедшая девальвация, не стоит. Если 1 января, предположим, у нас было 27 стало 28, изменения 3%. О какой девальвации мы в принципе говорим? 3% — это колебания. Пара доллар-евро ходит гораздо больше на мировом рынке. Неправда, что сейчас огромная девальвация, которая очень поддерживает наших экспортеров. Да цены на сталь выросли на 50% за прошлый год. Вот это поддерживает наших экспортеров, которые экспортируют сталь. Изменение курса на 3% — это вообще ни о чем.

Национальный банк еще с 2014 года обвиняют в коррупции, а какая конкретно коррупция — никто не говорит. Безусловно, мы живем в коррупционной стране, у нас высокий уровень коррупции. Если есть где-то конкретный коррупционный кейс по конкретным банкам — давайте говорить, что там коррупционный кейс.

Как банки выводились с рынка? Со всеми банками была подписана программа капитализации, у всех убытки, все в кошмарной ситуации, но должны выполнять программу капитализации. Можно было на момент начала 2015 года закрыть все банки, у всех был отрицательный капитал. Но нельзя так сделать. Мы как государство должны попытаться убедить собственников поддержать эти банки. А дальше происходит история. Собственники обещают, что будут поддерживать банки. Можете вы закрыть банк на таком этапе? Наверное, нет, вы же договорились, что сейчас будет капитализация. Дальше увеличивают и увеличивают капитал — и вдруг не увеличивают, начинают выводить деньги. Вывод денег – коррупционный вопрос. Но вы не могли сразу закрыть этот банк, потому что тогда нужно было бы все банки закрыть. У вас один подход ко всем. Вы говорите: «Донеси капитал», а он вам: «Донесу». Выходит и начинает выводить деньги из банка. Вы на этом этапе отрубаете банк.

Была ли коррупция в данном случае? Сложно сказать. Но логика действий Нацбанка абсолютно понятна. Поэтому если есть какой-то коррупционный кейс по каким-то конкретным банкам – давайте расследовать, никто не будет говорить, что кто-то где-то святой. Мы говорим о политике Национального банка — она была правильной. Если в рамках этой политики кто-то допускал какое-то злоупотребление – таких людей надо наказывать.

О проигрыше Коломойского

От национализации «Приватбанка» бизнесмен Игорь Коломойский проиграл. Мы видели его агрессию на протяжении всей этой процедуры. Видели, что канал «1+1» показывал про Екатерину Рожкову и Гонтареву. Так не ведут себя люди, которые хотят выиграть от национализации. Они максимально долго сопротивлялись этому.

Андрей Ильенко о новом президенте и непрогнозируемой политике

Коломойский выиграл, когда система не регулировалась и человек мог вывести $5 млрд. «Приватбанк» работал как пирамида, как пылесос: он выкачивал деньги с депозитов и закачивал их куда-то. Пробежались и показали, как, куда и где закачивались эти деньги, иногда на протяжении одного дня. Финансово так не бывает, чтобы на протяжении одного дня проходили три страны и три банковских учреждения, только если это не один человек нажимает. Заканчивая покупкой яхты и так далее. Эти деньги вот так выводились.

Понятно, что, когда пылесос остановлен и бизнес Коломойского больше не поддерживается, а сейчас он официально вынужден жить на $20 тысяч в месяц, которые ему оставил Лондонский суд, то, наверное, он вряд ли чувствует себя победителем. Думаю, что он не очень рад, что такое решение было принято.

Выиграло ли государство от национализации «Приватбанка»? Тоже спорный вопрос. Государство внесло уже больше 130 млрд грн. За национализацию «Привата» заплатили все налогоплательщики. Могли мы избежать этого? Опять же, было два варианта: либо банк падает, умирает — тогда все вкладчики сразу все теряют; либо угроза самой стабильности банка, национальной валюте, потому что падение крупнейшего банка, такого системообразующего, как «Приват», привело бы к панике, оттоку средств и огромных продаж гривны. Это были огромные риски, и эти риски, наверно, были выше, чем цена капитализации. Международный валютный фонд тоже настаивал на национализации, этот процесс больше года шел.