Уже потроху і минають дні беззаконія і зла

XIX век в Европе начинается с разочарования: разум Просвещения дал гильотину и заложил основы капитализма. Но свобода осталась мечтой. Ответом стало примирение с действительностью. Много шуму тогда наделал тезис Гегеля: «Все действительное разумно, все разумное действительно». Или бегство от действительности: море, корсары, турки, замшелые замки – вот мир романтизма. Но в Украине нельзя было ни примириться с действительностью, ни бежать от нее: насилие не было прикрыто буржуазным правом, а существовало открыто. Отсюда особая форма романтизма как обязанность действовать «здесь» и «сейчас», живя между любовью и ненавистью: «Жити, серцем жити і людей любити, а коли ні… то проклинати і світ запалити!»

Эта борьба любви и проклятия неизбежна в условиях рабства, ведь нельзя любить ни пана, ни раба, приходится ненавидеть. Через зачарованность миром (с простодушным включением в него пана) к прозрению мести идут героини поэзии Тараса Шевченко, в их числе Слепая и ее дочь Оксана («Слепая»). Слепая – символ старой Украины, которая всегда верит пану. Пан может убить Слепую, но не веру Слепой в него. Эта вера делает Слепую соучастницей пана, она сама приводит к пану дочь Оксану, потому что верит – пан будет добрым отцом. Намечается круг, «вечное возвращение». Но Оксана – новая Украина, родившаяся от Слепой, – мстит, она находит в себе силы убить пана, защитить свою честь. Тут совершается переход от объекта, пассивного материала страдания к субъекту – к тому, кто мстит.

Месть выводит Оксану «по ту сторону добра и зла», превращает ее в Эриннию – богиню правды и мести: огонь, пляска, волосы на ветру, безумные речи. Трагедия в том, что путь назад, к человеческой жизни, уже закрыт. Месть приводит Оксану к собственной гибели.

Boa constrictor, или Удав обыкновенный

К концу XIX века буржуазное право проникает в Украину, точнее, в империи, между которыми поделена Украина. Насилие меняет формы, оно закрепляется «добровольным» договором двух сторон – хозяина и работника. Время романтизма закончилось.

Герой, вождь – как Моисей («Моисей» Ивана Франко) – вызывает подозрение: он ведет на борьбу с паном, но не пан ли он сам? «Чи не був же ти їх ватажком, паном душ їх і тіла? – спрашивает себя Моисей. – І чи власть ті бажання святи в твоїм серце не з’їла». Власть, независимо от желания властвующего, устанавливает иерархию: один ведет, думает, а другие идут, подчиняются. Это, в сущности, губительно для дела, и слепая вера в вождя превращается в слепую же ненависть к нему (тот же «Моисей»), искушает вождя – стать паном, предать свободу («Похорон»). Получается, что начинать дело свободы с выбора вождя значит заранее погубить дело. Какой смысл менять одного пана на другого?

Проблема усложняется. Врагом Оксаны был пан, теперь враг – система-удав, которая воспроизводит панов: пана хозяина, пана вождя. Решение проблемы Иван Франко ищет в новой организации, в сотрудничестве рабочих («Борислав сміється»).

У пущі невідомого

Система-удав воспроизводит не только власть людей над людьми, но и власть вещей над людьми (последнюю в XX веке критикуют как «общество потребления»). Эти две взаимосвязанные тенденции раскрывает Леся Украинка в драме «У пущі».

Поставить задачу «организация во имя свободы» проще, чем ее решить. В драме «У пущі» пуритане бегут в Северную Америку, чтобы стать свободными. У них нет вождя, как Моисей, но это не мешает им попасть в зависимость, правда, к достаточно серой личности. «Ватажок» умело управляет ими от лица «громадської влади»: «Громадська влада – то єсть божа влада, і всяка думка хай мовчить при ній». Тут нет вдохновенных пророчеств, но есть ссылки на авторитеты (тексты), массе запрещено думать, но разрешено уничтожать мысль. Сцена уничтожения работ мятежного скульптора удачно предвосхищает тоталитаризм. Кажется, все просто: искусство не живет в беснующейся толпе. Вот только, вне этой толпы ему тоже нет места: в соседнем городке, где сытость ценят больше энтузиазма, работы скульптора превращены в манекены. Так что простых ответов нет, есть вопросы.

Выводы

В украинской литературе, как в жизни, нет готовых решений, но есть сомнения в готовых решениях. Ни герой, ни железная организация не очаровывают поэтов, не предлагаются ими как панацея. Любые формы организации лишь результат деятельности народа-субъекта, подверженные изменениям, герой-одиночка и массы могут ошибаться. Непреходяща только активность народа.

Независимость, зрелость – это всегда способность думать самому. Поэты XIX века избежали как очарования империй, так и притягательности простых решений. В этом смысле Украина завоевала независимость гораздо раньше, чем 24 года назад.