Конечно, были вопросы: впустят – не впустят. Заранее узнать нельзя – все станет ясно на месте. Паспорт крутили вдоль и поперек, но впустили, а самое главное — выпустили. (Кстати, паспорт нужен везде — все данные переписывают при покупке телефонной карточки, обмене валюты, поселении в отель). Таможенник всех спрашивал, есть ли мясо и сало. Одного деда заставили выбросить маленькую вакуумную (!) упаковку колбасы. Почему – не знаю.
Поездка была очень утомительной. Из четырех дней два ушло на то, чтобы добраться до ЮБК (Южный берег Крыма) и назад. Поезд прибывает в Херсон в десять утра, машина до границы, пеший переход, машина до автовокзала в Армянске — в Симферополе я был лишь в шесть вечера. Обратно из Мисхора выехал в девять вечера, чтобы переночевать в Симферополе и успеть на поезд в Херсон на семь вечера следующего дня.
Что увидел? Прилавки не пустые, все есть. Но цены — заоблачные. Они не компенсируются повышением зарплат и пенсий. Те, с кем удалось поговорить, отмечают, что жить стало хуже. ЮБК заполнен российскими туристами. Россия организовывает их приток авиарейсами по профсоюзным путевкам (которые получает более бедная категория бюджетников). Они, может, и не видят разницы в ценах, а крымчане ее, конечно, ощущают. Как говорят местные, под основной удар попал не ЮБК, куда русские туристы всегда ездили, а другие курорты Крыма — Евпатория, Саки и т. д., где отдыхали прежде всего украинцы и где теперь безлюдно. Но тут я могу только полагаться на слова местных – сам посмотреть не успел.
А вот ж/д вокзал в Симферополе действительно полупустой (в отличие от аэропорта и автовокзала).
Да, градус эйфории от «Крымнаш» снизился. Мне сказали, что многие боятся просто об этом говорить. Кстати, видел надпись на стене: «Крым — наш. Но — чей?».
Для большинства населения основной фактор оценки изменения жизни в Крыму – экономический. Меня неприятно поразило наличие на полуострове многих брендов, которые работают в Украине: «Фуршет», «Фокстрот», Comfy, «Ашан», «Алло», «Челентано» и т. д.
Если это западные или украинские компании, то они должны уйти (как это сделали «Макдональдс», «Сільпо», мобильные операторы, «Виза»), если российская – то надо поставить перед выбором: либо работаешь в Украине, либо в аннексированном Крыму. А у нас-то рынок больше! Пусть думают.
То же касается российских и западных артистов, выступающих в Крыму. Сразу же отказ на проведение концертов в Украине. Думаю, выберут Украину. Сборы будут больше.
А людям свойственно приспосабливаться. Многие здесь имеют два паспорта. Сохраняют и украинские номера на автомобилях. Не всегда это признак патриотизма, потому что в машине может висеть георгиевская ленточка.
Даже Visa и MasterCard каким-то образом обналичивают. Хотя как — для меня остается загадкой.
На автостанции в Красноперекопске местная жительница узнала меня: «Вы украинский политолог?». С ней получился очень хороший разговор. Всюду я общался на украинском языке. Агрессии не чувствовал — наоборот, некоторые переходили на украинский. С формальной точки зрения в Крыму три официальных языка, и кое-где сохранились надписи на украинском.
Но флаг и трезубец с точки зрения Кремля — это «угроза» национальной безопасности… Хотя однажды увидел парня с сумкой с надписью «Украина».
Закрыто здание крымскотатарского меджлиса, но татары по-прежнему демонстрируют свои национальные флажки. Хотя живут в атмосфере постоянного пресса (двух татар убили, когда я был в Крыму).
Зато на улицах собирают средства для защиты «Юго-Востока» от «фашистов». Хотя большого ажиотажа я не увидел.
Но я видел на набережной Ялты пенсионерку, собирающую подаяние с плакатиком «Беженка из Донецка. Ветеран ВОВ». Сфотографировать – рука не поднялась.
И на всех автовокзалах постоянные объявления о мерах безопасности: «В связи с растущей угрозой мирового терроризма…»
У меня давно не было такого психологического облегчения, когда вернулся домой 1 сентября: всюду детки в вышиванках, с сине-желтыми флажками.
Наверное, самое оптимистичное в том, что все-таки у крымчан остается вопрос: «Крым — наш. Но — чей?». Ответа, который мы хотим услышать, надо еще ждать. И никто точно не скажет, как долго…
