— Вы не только журналист, а еще и успешный блогер. У вас огромное количество подписчиков, множество лайков. Я заметила, что вы часто пишите о российской интеллигенции и говорите, что они пытаются не пускать в себя войну. Что это значит?

— Это такой лозунг, который запустил один русский либеральный журналист с телеканала «Дождь». Лозунг звучит так: любой человек, который говорит о войне в Украине, об агрессии России и выражает свою ненависть к агрессии и оккупантам, свое неприятие этого, и говорит, что мы больше не братья до тех пор, пока вы не уйдете с нашей земли, он называется милитарист — сторонник войны. То есть человек, защищающий свой дом, противящийся отбору своего дома, убийству своих людей, детей, он, по этой либеральной российской логике, агрессивный человек. Должно быть, по их мнению, так, что у человека отбирают что-то, убивают его брата, ребенка, в плен забирают его самого, а он должен ходить и улыбаться. И говорить, что ничего страшного, мы все равно вас любим, приезжайте. Вот это «не впускайте в себя войну», адресованное всем украинцам, которые говорят правду о войне, оно адресовано и внутрь российской интеллигенции.

Они еще говорят так — один либеральный журналист мне сказал: «Мы дистанциировались от Крыма и Донбасса». То есть это как Германия, сорок второй год и говорят: «Ну да, была аннексия Польши, Судетской области, но мы дистанцировались от этого. У нас другие проблемы, мы критикуем отдельные недостатки правления фюрера, а вот это, извините, тут мы ни при чем». Хотя самый большой стыд, самый большой объект внимания, если они уважают себя и на самом деле являются интеллигенцией, конечно, должен быть там, где твоя страна совершила наиболее серьезные преступления. А это такая удобная страусиная позиция.

— Это особенности менталитета или просто опасно высказывать другую позицию?

Владимир Огрызко о мандате миссии ООН и несуразной российской дипломатии

— Тут две вещи. Первая — это страх и корысть. Они всегда рядом идут. Русская власть, как дрессировщик — и плетку, и конфетку показывает. Если ты не говоришь об аннексии Крыма, то можешь быть статусным либералом: тебе разрешено давать концерты, выступать на каналах, пусть и не ключевых, ходить на радио «Эхо Москвы», писать тексты, публиковать, и тебе ничего за это не будет. Все понимают, что именно Крым — главный фетиш Кремля. Это у них такая «священная» добыча. И главный принцип выживания там, чтобы тебе давали зарабатывать, чтобы у тебя была еда, одежда, машина и кредиты, ты должен сказать главное, что Крым по праву российский. Либо ты должен о нем не говорить.

Приведу пример. Есть такой либеральный журналист в России — Александр Минкин. Так вот, он классик жанра встраивания в систему. Ровно в тот день, когда Путин объявил об аннексии Крыма, он опубликовал статью. Причем, настоял, чтобы ее поставили на главную в самой крупной московской газете, где я раньше работал. Он бегал с этой статьей, специально хотел, чтобы все видели, что там написано «Александр Минкин» и заголовок «Крым, ты чей?» И в статье, с присущей ему витиеватостью и красотой русского слога он доказывал, что, конечно, наша власть во многом ошибается, но, все-таки, Крым по праву принадлежит России. Человек опытный, он понял — главное присягнуть в главном, дать сигнал: я свой.

В Кремле этот сигнал получили, и все остальное ему уже разрешено, как и другим либералам. Критикуй политику в Москве, даже Донбасс критикуй, слегка, конечно, потому что нельзя все равно признавать, что там есть российская регулярная армия. Как-то можно критиковать и спорить с каким-то Захаром Прилепиным. Но ты — свой, это помогает жить, работать, чувствовать себя в безопасности, получать деньги. По такому примеру там устроились большинство журналистов, которых я знал.

— У вас остались друзья среди коллег?

— Очень мало. Я же проработал в России лет тридцать, из них 17 лет в Москве — в главной московской ежедневной газете. И я там был не последним человеком, всех там знал, и этих знакомых были сотни.

Если сейчас посчитать, то одной руки точно хватит. Это из публичных лиц. Я обнаружил, что достаточно много людей, которые не публичны и которых я раньше не считал какими-то борцами, они сейчас в Facebook правду пишут, мне звонят и что-то говорят. Это, например, спортивные журналисты, мои товарищи. Но вот с политическими как-то не сложилось. Они как-то, раз, и отстранились. Я их понимаю, ради Бога. Понимаю, что хочется жить без нервов и намазывать на бутерброд масло, а не сухарь грызть. Поэтому, к ним у меня вопросов нет. У меня вопросы только к себе: как я мог держать таких людей в друзьях?

Но сейчас уже все прошло, у меня здесь полно друзей. А те, кто остались в России — это уже настоящие друзья. Потому что фильтр самый тонкий уже прошел.

— Я знаю, что российские журналисты считают, что уровень журналистики в Украине значительно ниже. Вы были там, теперь вы здесь. Как вы оцениваете реально профессиональный уровень ваших коллег здесь?

— Я бы сказал, что там количественно больше. Москва — больше, там больше любых людей. И пишущих, и снимающих. Но говорить сейчас о качестве журналистики там, где ее нет — просто смешно.

— Вы имеете в виду, что там уже пропаганда, а не журналистика?

— Ну, конечно. Они там все уже под колпаком. Даже «Эхо Москвы» — это уже пропагандистский рупор Кремля. Только для умных он делает вид, что он либеральный. На самом деле, там все кремлевские пропагандисты — даже главный редактор и либеральные журналисты, которые рассуждают о «гражданской войне в Украине». И телеканал «Дождь», который что надо говорит, а что не надо — не говорит.

— Который на карте рисует Крым как российскую территорию.

— Да не только. Просто о чем речь — вы вообще умерли. О каком уровне журналистики можно говорить там, где ее уровень находится на уровне пола и уже в подвале?


Я считаю, что в Украине очень много хороших журналистов. И много отличных. Хотя, много таких людей не бывает. По крайней мере, я могу себе найти здесь что почитать и что посмотреть. Я не чувствую, что это какая-то там пропасть.


А Россия сейчас — это яма, там нет ничего. Мы бы еще могли посоревноваться с русскими СМИ, если бы там была свобода такая же, как в Украине. А так с кем соревноваться? Это чемпионат Северной Кореи по футболу. Там кладбище — все.

— Мне кажется, что российские деятели — и культуры, и вообще, та же Ксения Собчак — считают, что их мнение для украинцев очень важно. То же обращение Собчак к президенту. Какая там ситуация, насколько вообще россияне считают важным свое мнение для Украины?

Руслан Бортник о судебной реформе, парламентской ереси и торговле летальным оружием

— Россияне настолько важные, что даже когда сюда приезжают такие либеральные-либеральные журналисты, то пишут путевые заметки.

Об Украине есть такое представление, что, все-таки, это провинция. Это смешно, потому что, на самом деле, наоборот. Это какой-то перевернутый мир. И вот приезжает журналист этот в Украину и говорит: «Надо же, я зашел в кафе, спросил по-русски кофе и меня никто не ударил, меня не оскорбили. Украинцы не кусаются, у них нет рогов, нет копыт. Они вообще могут даже по-русски ответить. Ничего себе». Это рассказывает либеральный журналист своей российской публике. Мне кажется, это так стыдно и глупо. И выглядит это ужасно и смешно. Потому, что это вроде как барин приехал куда-то в деревню. Какая деревня? Деревня у тебя. У тебя лагерь, ГУЛАГ, несвобода. У тебя вместо существенной политики обсуждают какой-то фильм, который даже не вышел.

Я как-то случайно попал к знакомому, у него спутник стоит. И я включил какой-то канал, а там брехалово это русское про фильм «Матильда». Думаю, это уже какое-то северокорейское ТВ. Фильм, которого никто не видел, обсуждают какие-то люди, просто клиенты сумасшедшего дома. И это всерьез обсуждается на главных каналах, все интеллигентские силы ломают копья об это. И после этого они говорят, что Украина — это провинция какая-то?

— Ну, если там бюст Николая мироточит, то, конечно, Украина — провинция. У нас такого не бывает.

— Да не в этом дело. Все, это конец. Их главная проблема в том, что они себя со стороны не видят. Они, как Путин, думают, что имеют огромное значение для мира. Ну, у Путина свое представление о мироустройстве, что вот он и Америка. Что они — два столпа, которые должны конкурировать. У многих российских интеллигентов тоже такое представление. А на самом деле, со стороны это выглядит как северокорейский дискурс.

Это мне интересно и как эксперту, и потому, что я считаю, что мои знания полезны России. Они полезны и здесь. Хотя многие смеются, говорят: никак тебя твоя Россия не отпустит. Морально отпустила, мне туда не хочется. Даже если б я мог, туда бы не поехал все равно, и друзей у меня там практически не осталось. Ничего меня туда не тянет. Но, я считаю, что знать, как там все устроено — это не плохо. Потому что иногда даже приходится украинских коллег профессиональных отрезвлять на тему России. Потому что украинец как к России относится: верит, что что-то там может изменится. Приходится говорить, что, к сожалению, эти иллюзии лишены оснований. Ничего там не изменится до тех пор пока…

— До тех пор, пока Путин у власти?

Роман Скрыпин о неудобных стульях в Раде, журналистах-невеждах и интервью с Порошенко

— До тех пор, пока Путин физически есть. То есть, при Путине точно ничего не изменится. А вот что будет после, когда его физически не станет — это большой вопрос.

— Если Путин уйдет, придет ли к власти какой-то либеральный человек?

— Откуда он там возьмется?

— Хочу вернуться к твоим постам в Facebook тоже на эту тему, но уже про Украину. Буквально семнадцатого числа ты написал: «Не знаю точно, как все случится дальше, но точно знаю — Украину ждет ночь длинных ножей. Когда те, кто ныне облизывают каждый шаг власти, включая самые глупые, будут вырезать свои фейсбучные посты. Чтобы с чистой совестью начать служить новой власти, облизывая каждый ее шаг, включая самые глупые». Кого ты имел в виду?

— Ой, так много этих прекрасных людей. У нас же, чтобы стать при власти, пристроиться в какую-то пиар-кампанию, или там в какой-нибудь клуб приближенных к телу журналистов, не так уж сложно. Надо просто все одобрять и быть немножко умнее обезьяны. Излагать мысли. Есть искренние сторонники властного курса, но я, все-таки, говорил о людях, которые, что ни вырвется из уст государя, что ни скажет премьер-министр,  говорят «да, да, именно так». А потом, вдруг, выясняется, что «я не это имел в виду, ну и так тоже нормально».

Я фамилии говорить не хочу, это просто смешно очень. Они правят уже свои посты и правили всегда. Они правили посты, которые писали до аннексии, потом они правили их после аннексии. И все это можно зайти посмотреть. Ну, знаете, я не для того на свете живу, чтобы в какие-то срачи вступать. У меня есть более масштабные цели и задачи. Но наблюдать за этим очень смешно. Это пустые люди, которые в качестве прихлебателей красиво выглядят, но пользы от них — абсолютный ноль. Это как путать бриллианты с бижутерией, которая при первом же повышении градуса расплавится и стечет. Вот они стекут сразу.

— В принципе, наша часть разговора по Украине очень перекликается с тем, что ты говорил в начале о России.

Владимир Лановой: Олигархи делают все, чтобы уничтожить средний класс

— Человек слаб везде, наверное. Но Россия — это отдельная вещь. Это враг, и все. Но манеры похожи. И тут есть бывшие комсомольские работники, у них тоже есть свой бекграунд, они тоже работали в каких-то пиар-кампаниях. Один был агитатором у Партии регионов в Крыму, а сейчас он крупный чиновник на украинском телевидении. Так бывает. Человек может устроиться, обладает каким-то особенным качеством. Другое дело, какой от него толк на этом месте и можно ли на него опираться в политическом смысле. Я уверен, что нет. Я уверен, что любой политик, который не завоевывает реальными делами отношение к себе людей, а завоевывает пиаром, таких много в Украине, это все за одну ночь сотрет, все посты.

Еще очень плохо, что у нас нет двух вещей, важных для западной цивилизации: это институт культуры извинений, когда политик или журналист что-то не так сделает и принести нормальные искренние извинения не может. Начнет выкручиваться и сделает еще хуже. Извиняться надо спокойно, как это принято в западном мире. Когда извиняются газеты или политики. Когда совершил ошибку, если надо, и в отставку уходят. И все нормально, люди понимают, что ты ошибался и честно сказал об этом. То есть, человек не подлец, не гад и не клеветник.

Второе, чего у нас нет — это институт репутации. Это катастрофа просто.

20 сентября президент Порошенко выступил на Генасамблее ООН, он предложил странам создать международную группу по вопросам деоккупации Крыма. Какой круг друзей деоккупации? Ты видишь серьезную стратегию Украины по возвращению Крыма? Лично я ее пока не вижу.

— Никто ее не видит, потому что ее нет. Раз заявлена такая идея и об этом Порошенко говорил еще неделю назад, я надеюсь, что он ее, все-таки, сформулирует. Мы будем понимать, что если не стратегия, то есть вектор. Точный, в котором будут сосредоточены усилия и по которому все сдвинется с мертвой точки. Говорить о стратегии сложно, потому что вообще ничего нет кроме отдельных усилий дипломатических. Нет точки приложения силы. Пока вещдоков на тему действия нет, но надеюсь, что они появятся в ближайшее время.

Президент должен быть лидером в каких-то вещах. Если со страной еще как-то можно спорить и размазать, то здесь президент несет ответственность. Если он проработал этот вопрос с какими-то ключевыми странами, то дай Бог. Если так, то я буду только за. Потому, что до сей поры всегда получалось разводить вопросы Крыма и Донбасса. Это чисто такая путинская история. До тех пор, пока мы говорим: Донбасс отдельно, Крым – отдельно, мы его пешки на его шахматной доске.

Это ситуация безальтернативная. Если этот президент не сделает, обязательно сделает следующий. Мне хотелось бы, чтобы сделал этот, потому что нам время терять нельзя. И ему тоже.