Кто-то кое-где у нас порой говорит, что никакой языковой проблемы в Украине на самом деле нет. Что это не более чем крапленая карта, которую регулярно разыгрывают политики накануне очередных выборов. Что если какие-то мелкие противоречия между различными языковыми группами и существовали, то Евромайдан и АТО, где украино- и русскоязычные украинцы выступали единым строем, их окончательно разрешили.
Увы, все это неправда. Давайте снимем розовые очки: пока полстраны предпочитает говорить, читать и учиться по-русски (а эта ситуация вряд ли существенно изменится в ближайшие десятки лет), языковая проблема никуда не денется. Это значит, что государству и обществу неизбежно придется с ней как-то справляться. Вопрос в том, как именно справляться. И тут, что называется, есть варианты.
Несколько дней назад проблема языка характерным образом отразилась в зеркале проблем литературы. Директор издательства «Темпора» Юлия Олийнык в интервью, опубликованном на сайте Insider, заявила следующее: «Русскоязычная литература – это российская литература. И точка. А попытки разместить ее в украинской литературе напоминают попытки разместить «ДНР» и «ЛНР» в составе Украины».
Обратите внимание, Олийнык не просто лишает отечественных русскоязычных писателей права принадлежать к украинской литературе. Проводя параллели с «ДНР» и «ЛНР», она, по существу, называет их врагами государства. Тезис практически тот же, что и печально знаменитый «русский – язык врага». С точки зрения Олийнык, Украина должна быть государством монолингвистичным и монокультурным. Спасибо, что хоть не моноэтничным.
История с географией дают массу примеров, не оставляющих от концепции Олийнык камня на камне. Американская, австралийская, новозеландская литературы не рассматриваются как часть британской. Канадская литература пишется и на английском, и на французском, но ни к английской, ни к французской при этом не принадлежит. Бельгийская литература может использовать хоть французский, хоть фламандский, однако она все равно бельгийская. Макс Фриш писатель не немецкий, а швейцарский. Туве Янссон считается финской писательницей, хотя сочиняла она на шведском. Наконец, самое ужасное для национал-патриотов: почти вся проза Тараса Шевченко написана на русском языке. Готова ли Олийнык объявить Шевченко русским писателем?
Вообще принадлежность автора к той или иной культуре – дело тонкое и не всегда однозначное. Например, Набоков – писатель в равной степени и русский, и американский, а вот Кундера, даже переехав во Францию и перейдя на французский язык, все равно воспринимается как писатель чешский. Тут работает не один, а целый ряд критериев: кроме языка, важны и тематика текстов, и связь с традицией, и гражданство автора, и его самоидентификация. Причем последний пункт в нынешней украинской ситуации приобретает особенное значение.
Два типичных примера в этой связи – поэты Борис Херсонский и Станислав Минаков. Оба граждане Украины, первый живет в Одессе, второй в Харькове. Оба пишут по-русски, оба публикуются в российских литературных журналах. Разница в том, что Херсонский имеет четко выраженную проукраинскую позицию, активно участвует во внутриукраинском литературном процессе и определяет себя как украинского поэта, пишущего на русском языке. Минаков, наоборот, имеет подчеркнуто пророссийские взгляды, если не сказать прокремлевские, он мыслит себя сугубо русским поэтом, а Харьков и Слобожанщину считает неотъемлемой частью Московского царства. И как после этого называть его украинским литератором?
Большинство ведущих русскоязычных авторов Украины давно сделали свой выбор. Борис Херсонский, Наталья Бельченко, Андрей Курков, Алексей Никитин, Марианна Гончарова, Яна Дубинянская, Владимир Рафеенко, Элина Свенцицкая, Елена Стяжкина (последние трое год назад были вынуждены уехать из родного Донецка в Киев) определяют себя именно как украинские писатели. И их мнение по этому вопросу куда важнее, чем соображения Юлии Олийнык, выступающей с позиций непримиримого радикального национализма.
С этой позицией связаны два парадокса. Во-первых, при всей своей демонстративной патриотичности она однозначно и недвусмысленно работает на общественный раскол, на очередное противопоставление украинских граждан по языковому принципу. Во-вторых, сводя современную отечественную литературу к текстам, написанным только на украинском языке, Олийнык, по сути, рассматривает Украину как территорию, не имеющую статуса суверенной державы.
Это странное, на первый взгляд, утверждение легко пояснить на примерах. Курдского, чувашского, валлонского государств не существует, поэтому курдская, чувашская и валлонская литературы ограничиваются текстами, написанными на соответствующих языках. В то время как к бельгийской, швейцарской, индийской, нигерийской и т. п. литературам относятся тексты, написанные на всех языках, используемых в данной стране. Показательная разница.
События последних лет, противостояние диктатуре и внешней агрессии значительно повысили толерантность к различным национальным и языковым группам в украинском социуме, вывели его на новый уровень интеграции. На таком фоне сентенция Олийнык выглядит откровенно ксенофобской и реакционной. Есть основания надеяться на то, что это все-таки позиция меньшинства, иначе перспективы общественного согласия были бы весьма печальными. Штука в том, что сейчас от этого согласия зависит ни много ни мало сам факт существования нашей страны.
