Война в Сирии на стороне Асада обернулась для СССР катастрофой

Когда в июне 1982 года израильские ВВС полностью уничтожили в долине Бекаа мощную сирийскую группировку сил и средств противовоздушной обороны «Феда», едва ли не больший, чем сами сирийцы, шок испытали в Москве

Ведь, по свидетельству советских военных специалистов, принимавших непосредственное участие в формировании этой группировки, такой плотной концентрации ракетных и артиллерийских сил ПВО не было нигде в мире, даже в СССР. Причем с полным основанием ее можно было именовать именно советской, поскольку советским там было все: зенитно-ракетные комплексы (ЗРК) С-75М «Волга», С-125М «Печора», «Куб» («Квадрат») и входившие с ними в комплект самоходные установки разведки и наведения (СУРН), стационарные радиолокационные станции (РЛС), несколько комплексов войсковой ПВО «Оса», зенитные самоходные установки (ЗСУ) «Шилка», средства ведения радиоэлектронной борьбы (РЭБ).

Более того, вместе с сирийским персоналом эту технику обслуживали советские офицеры. В сирийской армии работало тогда порядка тысячи советских военных специалистов и инструкторов, значительная часть которых служила и в сирийской группировке, оккупировавшей Ливан. Однако уже за первые два часа операции были уничтожены 15 из 19 имевшихся у сирийцев зенитно-ракетных дивизионов, оснащенных советскими ЗРК, еще три-четыре дивизиона были выведены из строя. На другой день уничтожено еще четыре зенитно-ракетных дивизиона. За неполные двое суток операции израильтяне полностью уничтожили 19 сирийских зенитно-ракетных дивизионов и еще четыре вывели из строя. Причем при нанесении этого массированного удара не был потерян ни один израильский самолет.

Не меньший шок вызвали и результаты воздушного сражения, развернувшегося над долиной Бекаа: так же не потеряв ни одной своей машины, израильские летчики сбили десятки сирийских самолетов.

«Сирийские ВВС разбиты, ракеты «земля-воздух» бесполезны, без прикрытия с воздуха армия не может сражаться», – констатировал в своем докладе Хафезу Асаду министр обороны Сирии генерал Мустафа Тлас. Как 12 июня 1982 года сообщил министру обороны СССР Дмитрию Устинову в своей шифровке главный советский военный советник в Сирии генерал-полковник Григорий Яшкин, «ВВС и ПВО, части РЭБ, радио- и радиотехнические подразделения, оснащенные нашей техникой, делали и делают все возможное, для выполнения задач. Но надо признать: наша техника уступает технике США и Израиля. В этих видах ВС, родах войск и спецвойсках ВС САР много уязвимых мест…» [Григорий Яшкин, «Под жарким солнцем Сирии», «Военно-исторический журнал», 1998, № 4].

Как следует из той же шифровки, оперативно-стратегическое руководство тоже «осуществлялось и продолжается при помощи наших советников при центральном аппарате министерства обороны Сирии. Верховный главнокомандующий – президент Х. Асад и министр обороны Сирийской Арабской Республики М. Тлас работают в тесном контакте с нами. Решения по военным вопросам вырабатываются совместно». Выходит, аппарат советских военных советников нес свою долю ответственности за случившееся, и немалую, ведь именно их советами, установками, штабными разработками руководствовались сирийцы. Впрочем, сирийский генералитет и офицерский корпус тоже можно считать «советским изделием»: сирийцы либо учились в советских военных училищах и академиях, либо были подготовлены советскими инструкторами на месте, в Сирии. Получается, поражение потерпела советская военная школа – со всеми ее доктринальными установками, методами организации и ведения боевых действий.

Но вот что самое важное: разгром в долине Бекаа полностью переворачивал едва ли не все устоявшиеся представления советского генералитета о современной войне. Он наглядно показал, что вооруженные силы СССР вопиюще отстают по части наиболее передовых военных технологий. Много позже даже высказывалось предположение, что именно этот разгром и стал «одной из главных причин перестройки» [«До сих пор мало кто в нашей стране знает, что одной из главных причин перестройки стал разгром, который израильская авиация учинила сирийской системе ПВО в ливанской долине Бекаа 9–10 июня 1982 года». Александр Храмчихин, «Военное строительство в России», «Знамя», 2005, № 12].

На мой взгляд, ближе к реальности более сдержанное суждение, высказанное американским экспертом в сфере современных военных технологий Ребеккой Грант: «Разгром в долине Бекаа стал частью того каскада событий, который привел к коллапсу Советского Союза».

С «сухим» счетом

Сирийские войска оккупировали большую часть Ливана еще в 1976 году, а к 1982 году в Ливане находилось свыше 25 тысяч сирийских солдат и порядка 600 танков. Прикрытие их от ударов с воздуха обеспечивала группировка сил и средств ПВО «Феда», которую сирийцы развернули в долине Бекаа с апреля 1981 года. К началу войны 1982 года там находилось четыре сирийские зенитно-ракетные бригады – 19 дивизионов, непосредственное прикрытие группировки осуществляли 47 отделений ПЗРК «Стрела-2», 51 зенитная самоходная установка «Шилка» и 17 батарей зенитной артиллерии. Уже после начала боевых действий группировку в Бекаа усилии еще одной зенитно-ракетной бригадой и тремя зенитно-артиллерийскими полками, общее количество зенитно-ракетных дивизионов группировки «Феда» было доведено до 24, они были развернуты на участке 30 на 28 км. Все «эти соединения и части занимали плотный боевой порядок, – писал в 2007 году генерал-лейтенант Александр Маслов, начальник штаба войсковой ПВО, – что обеспечивало 3-4-кратное взаимное прикрытие».

Когда 6 июня 1982 года израильские войска с целью уничтожения баз палестинских террористов вошли в южный Ливан, приступив к операции «Мир Галилее», решению этой задачи препятствовало наличие мощной сирийской группировки возле Бейрута и в долине Бекаа. Поскольку столкновение с сирийцами было неизбежно, израильтянам необходимо было обеспечить воздушное прикрытие своих войск, лишив противника возможности отразить удар с воздуха. С этой целью израильское командование 9 июня 1982 года и начало операцию «Арцав 19» («Медведка 19»), за ошеломительно короткий срок полностью разгромив сирийскую группировку ПВО.

Более того, одновременно развернулось и воздушное сражение, за первый день которого израильские летчики сбили 29 сирийских истребителей, тоже не потеряв ни одного своего самолета. 10 июня в воздушных боях над Ливаном израильские ВВС сбили еще 30–35 сирийских МиГов, а 11 июня – еще 19. Данные по общему количеству сирийских потерь в воздухе расходятся, хотя и не слишком значительно: если одни источники утверждают, что к концу июля 1982 года Сирия потеряла 82 самолета [Rebecca Grant, The Bekaa Valley War // Air Force Magazine, June 2002.], другие увеличивают счет сирийских потерь до 85 [Benjamin S. Lambeth, Moscow’s Lessons from the 1982 Lebanon Air War // The Rand Corporation Report, September 1984, p.10.], третьи полагают, что израильтяне довели счет уничтоженных ими боевых сирийских самолетов до 87, а уничтоженных зенитно-ракетных дивизионов – до 29 [См.: Matthew M. Hurley, The Bekaa Valley Air Battle, June 1982: Lessons Mislearned? // Airpower Journal, Winter 1989.]. Сами сирийцы вынуждены были признать потерю 60 самолетов и гибель 19 своих пилотов [Adam J. Hebert, The Wars of Eighty-Two // Air Force Magazine, April 2007].

При этом потери ВВС Израиля от огня с земли составили два сбитых вертолета, один штурмовик А-4 «Скайхок» был сбит – но не сирийцами, а палестинцами, также потерян один истребитель-бомбардировщик F-4 «Фантом». Но все это было в иное время и других местах, и к операции «Арцав 19» отношения не имело.

Война в прямом эфире

Самой большой неожиданностью для сирийцев и советских военных стало массированное применение беспилотных летательных аппаратов (БПЛА). Именно их применение и стало одним из основных факторов успешного и надежного подавления сирийских средств ПВО. Израильские военные активно использовали беспилотники Tadiran Mastiff (две модификации), IAI Scout и даже архаичный БПЛА американского производства AQM-34 Firebee. Что для советских генералов могло быть сюрпризом, если тот же Firebee, летающий с 1951 года, активно и весьма эффективно применялся американцами во время войны во Вьетнаме? Да и «Мастиф» со «Скаутом» не могли быть особым секретом для советских военных – эти БПЛА еще в 1979 году демонстрировались на международном авиасалоне в Ле-Бурже. Но чтобы понять их ценность и жизненную необходимость для армии, советской военной мысли понадобилось почти тридцать лет.

Как вспоминал один из разработчиков ЗРК «Куб», командированный вместе с группой специалистов в зону боевых действий для установления причин разгрома, «решающими в установлении истинных причин значительных потерь средств ПВО Сирии стали сведения о полетах над их позициями каких-то небольших летательных аппаратов. Поначалу им не придавалось никакого значения [курсив мой. – Авт.]. «Оператор, находящийся на Голанских высотах, на экране своего телемонитора видел всю обстановку в районе действия БПЛА», – изумлялся специалист-ракетчик. Еще больше его поразило применение в единой связке с беспилотниками ракет с телевизионным наведением: при обнаружении зенитного средства оператор давал команду на пуск телеуправляемой ракеты, «ракеты эти обладали небольшой скоростью полета, что позволяло оператору точно наводить их на цель».

Впрочем, беспилотники использовались и в интересах наземных войск. Распознанное изображение немедленно передавалось на командные пункты, и армейские командиры получали возможность практически в режиме онлайн вести наблюдение за полем боя, анализировать обстановку и незамедлительно вносить необходимые коррективы, координировать совместные действия, выдавать данные для нанесения ударов авиации, артиллерии. В наиболее интенсивные периоды боевых действий беспилотники постоянно висели над полем боя, а поступавшие с их бортов данные были столь точны и оперативны, что без дополнительного уточнения их сразу же использовали для управления артиллерийским огнем. Министр обороны Израиля Ариэль Шарон самолично наблюдал на экране своего телемонитора за ходом боевых действий с их детализацией до ударов по позициям отдельных сирийских зенитно-ракетных комплексов.

Как вспоминал генерал Яшкин, «летая над позициями ЗРК САМ-6, они [израильские БПЛА. – Авт.] вели прямую телевизионную трансляцию изображения на командный пункт. Получив такую наглядную информацию, израильское командование принимало безошибочные решения на нанесение ракетных ударов. Кроме того, эти же беспилотные самолеты ставили помехи. Они засекали рабочие частоты РЛС и аппаратуры наведения сирийских ракетных комплексов. Более того, играя роль «приманки», вызывая на себя огонь сирийских ЗРК, самолеты-разведчики отводили его от боевых самолетов».

В общем, БПЛА делали почти все: осуществляли разведку, поиск и вскрытие позиций, наведение на цель, постановку помех, оценивали результаты налета, использовались в качестве ложных целей, вызывая на себя огонь ЗРК. В том «израильском комплекте» много чего еще оказалось интересного и неизвестного для советских военных. Помимо беспилотников, их впечатлило, как образцово-показательно были задавлены постановкой активных и пассивных помех РЛС, а работу воздушной группы радиолокационного обеспечения, куда входили самолеты раннего предупреждения E-2C Hawkeye, вообще сочли едва ли не за чудо – ничего подобного «Хокаю» в советской армии еще и близко не было. И ведь все это работало не по отдельности, а в едином комплексе, что вообще выглядело для советских военспецов совершенной фантастикой. Боевые действия в Ливане наглядно показали, что исход будущих войн уже в большей степени зависит не от количества танков, а от совершенно новых технологий, о которых советская военная мысль ничего толком не знала. Зато наиболее продвинутые и образованные из советских маршалов и генералов быстро поняли, сколь катастрофично для СССР это превосходство западных технологий, ведь на Европейском театре военных действий советскую армию ждало практически то же, что и сирийцев в долине Бекаа. Правда, осознали это буквально единицы, да и первым делом стали искать не выход из тупика, а виноватых.

Психическая атака «иудейской мафии»

Как записал про события в Ливане в своем дневнике Анатолий Черняев, в ту пору сотрудник международного отдела ЦК КПСС, «там мы, конечно, нарвались… И арабская пресса, включая ООП, западноевропейская, иранская усиленно обс… нас. Мол, кроме грозных слов ничего не сделали…»

Информация о реакции Москвы на разгром в Бекаа весьма противоречивая. Утверждается, что в сентябре 1982 года в ЦК КПСС состоялось специальное совещание, куда вызвали руководство Минобороны, Генштаба и Военно-промышленного комплекса, а по итогам совещания вроде даже было принято специальное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР.

Ввиду закрытости соответствующих архивных фондов проверить это пока не представляется возможным. Не обнаружено и следов упомянутого постановления ЦК. Тем не менее, реакция Кремля, разумеется, последовала: как утверждал доктор технических наук Юрий Ерофеев, работавший в закрытом военном НИИ («108-й институт»), сразу после израильской операции «для оценки политического резонанса этого события было собрано экстренное заседание Военно-промышленной комиссии (ВПК) – так называли Комиссию по военно-промышленным вопросам при президиуме Совета Министров СССР. В воздухе витали глухие угрозы об исключении из партии за «дискредитацию советской военной техники».

Больше всего военных тогда шокировало, что были разбиты даже комплексы, находившиеся в походном, нерабочем состоянии – они были зачехлены и ничего не излучали. Вот группе специалистов-разработчиков и приказали срочно лететь в Сирию, «и ездить по боевым позициям, разгадывая эту тайну на месте». Специалистов включили в комиссию, прибывшую в Дамаск уже вечером 13 июня 1982 года. Возглавлял делегацию первый заместитель Главкома войск ПВО страны генерал-полковник артиллерии Евгений Юрасов [Moscow’s Lessons from the 1982 Lebanon Air War. United States Air Force Report, September 1984, page 13]. Разумеется, это была не единственная комиссия. Как раздраженно заметил в своих воспоминаниях генерал Яшкин, «особую досаду вызывало то, что и в Москве далеко не все разобрались в сложившейся обстановке. Из различных видов вооруженных сил и родов войск в Дамаск, не спрашивая согласия руководства САР, начали приезжать одна комиссия за другой. Интересовались, в частности, причинами уничтожения зенитно-ракетных комплексов.

Причем виновников, как ни странно, искали прежде всего среди своих» [Военно-исторический журнал, 1998, № 4]. Поскольку, по словам генерала Яшкина, «мириться с таким положением больше было невозможно», он по телефону «решил обратиться к министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Д. Ф. Устинову» с жалобой на командированных. А «в продолжение и подкрепление телефонного разговора с Д. Ф. Устиновым» генерал накатал еще и шифровку на его имя на предмет того, что «от лиц, которые были далеки от реально происходящих событий, делаются выводы о каком-то поражении и даже полном разгроме сирийских вооруженных сил в Ливане при отражении израильской агрессии. Такие заключения полностью смыкаются с желанием США и всей мировой иудейской мафии: дискредитировать советское оружие, наше оперативное искусство и тактику…» [Военно-исторический журнал, 1998, № 4].

Яшкин даже доложил, что «сирийскими войсками была отражена в Ливане и психическая атака». Какая психическая атака в 1982 году? Либо в аппарате главного военного советника слишком часто смотрели фильм «Чапаев», либо злоупотребляли крепкими напитками, либо, что скорее всего, и то и другое…

Тем не менее, шифровку Яшкина об «иудейской мафии» и ее «психических атаках» Устинов принял благосклонно, велев Яшкину передать сирийскому руководству, чтобы оно немедленно высылало в Москву делегацию, дабы «определить, какую технику, оружие и боеприпасы надо поставить в первую очередь».

Урок не впрок

Разгром в долине Бекаа все же встревожил Москву: пошла непрестанная череда совещаний и заседаний на самом высоком уровне. Сирийское руководство потребовало срочно поставить самые современные средства ПВО и самолеты, причем воевать на этой технике, по мнению сирийцев, тоже должны были советские военные! Андропов предложил потери Сирии новейшим оружием восполнить, но с размещением там советских военных баз не спешить и уйти от ответа на просьбы сирийцев направить советский военный персонал. От имени Брежнева, как пишет дипломат Олег Гриневский, Асаду решили направить ответ, «что арабы сами должны больше делать».

Однако в высшем эшелоне власти никто не спешил делать выводы относительно уничтоженного вооружения – его качества и соответствия реальным требованиям современной войны. Никто даже не задумался (по крайней мере, не высказался на эту тему вслух), что речь идет уже не просто о тяжелых и обидных для престижа СССР потерях из-за чьего-то недосмотра, неумения или трусости, а о катастрофе, переворачивающей прежние представления о военной мощи и современной войне. Битва в долине Бекаа наглядно показала, сколь велик отрыв Запада в сфере военных технологий, и это катастрофическое отставание не поправить наращиванием количества танков, ракет, самолетов и живой силы.

28 июня 1982 года на расширенном заседании Секретариата ЦК министр обороны Устинов, цитирую Олега Гриневского, «долго и зло сетовал, что с подачи вероломного Асада по арабскому миру распространяются лживые вымыслы о неэффективности советского оружия: «Оружие прекрасное, – горячился Устинов, – солдаты у них хреновые – трусы!»

Но «замылить» вопрос качества советского оружия не удалось. Первыми его публично подняли ливийцы. Джеллуд, ближайший соратник Каддафи, вызвав ночью советского посла, чуть ли не кричал на него: «Сирийская авиация и ПВО фактически уничтожены. Советское оружие оказалось неэффективным против самого современного американского оружия». Затем и сам Каддафи, собрав у себя послов соцстран, заявил: «Оружие, которое мы у вас покупаем, – детские игрушки. Танки и ракетные установки горят, как картонки».

28 июня 1982 года первый заместитель Главкома войск ПВО страны генерал Юрасов сделал доклад у министра обороны о положении в Сирии и Ливане. Как в своих мемуарах уточнил генерал-полковник авиации Вольтер Красковский [тогда – первый заместитель начальника Главного штаба Войск ПВО. – Прим. авт.], Юрасов доложил Устинову, что «в нашей технике АСУ [автоматизированных систем управления. – Прим. авт.], поставляемой за рубеж, ничего не доведено до конца, приходится в спешке дооборудовать, доукомплектовывать комплексы, на что уходит много времени и труда. Военные конфликты за рубежом как бы испытывали нас». А к концу августа 1982 года Главкомат войск ПВО, уже учтя «уроки Бекаа», представил Устинову доклад о состоянии дел во всей системе ПВО страны. «Говорилось, – вспоминал генерал Красковский, – о появлении новых средств нападения, в частности, высокоточного оружия, способного проникать на любую глубину нашей территории и с любого направления (БРСД [баллистические ракеты средней дальности. – Прим. авт], крылатые ракеты), о сложности борьбы с ними».

Но дальше слов дело не двинулось. Как с горечью пишет генерал Красковский, «войска ПВО как вид Вооруженных Сил недооценивались Генеральным штабом. Трудно объяснить стремление Генерального штаба к раздуванию Сухопутных войск в ущерб Войскам ПВО. Ведь опыт всех современных войн и локальных конфликтов говорил о возрастающей роли средств воздушного нападения и необходимости сильной противовоздушной обороны». Тем не менее «военное руководство ослабляло систему ПВО, зато продолжало наращивать Сухопутные войска», опыт же современных войн, «где средства воздушного нападения выступали как главная ударная сила, способная решать стратегические цели в войне», Генштабом по-прежнему недооценивался, и «на всех крупных учениях продолжали отрабатывать действия войск преимущественно в наступательных операциях… Замалчивались недостатки нашего вооружения, применяемого в локальных конфликтах».

ПВО продолжали реформировать, но весьма странным образом: по словам генерала Красковского, целые полки ПВО были перевооружены на истребители-бомбардировщики! Выходит, все вернулось на круги своя и советские маршалы продолжали готовиться к войне вчерашнего и даже позавчерашнего дня: на земле – даешь танки для наступления и прорыва к Ла-Маншу, а в воздухе – их аналог, истребители-бомбардировщики, для нанесения ракетно-бомбо-штурмовых ударов по танкам противника, а не для завоевания господства в воздухе и воздушного прикрытия своих войск…

Преподанный урок не пошел впрок. Несмотря на то что этот урок был преподан еще не раз. 1 сентября 1983 года над Сахалином сбили южнокорейский пассажирский «Боинг-747», который хваленая советская система ПВО так и не смогла идентифицировать как гражданский самолет. А в марте и апреле 1986 года, когда американская авиация нанесла удары возмездия по Ливии, ливийские комплексы ПВО советского производства, обслуживаемые советскими специалистами, так и не смогли ни отразить удар, ни нанести существенный урон американским самолетам. Затем был полет Руста в мае 1987 года, тоже наглядно продемонстрировавший ущербность советской модели ПВО. Когда в январе 1991 года в рамках операции «Буря в пустыне» многонациональные силы начали воздушное наступление на Ирак, иракская система ПВО, построенная советскими специалистами по советскому образцу и оснащенная советскими ЗРК, советскими самолетами и советскими РЛС, тоже оказалась недееспособна.

Вплоть до краха СССР его экономику продолжали истощать выпуском сотен и даже тысяч новых танков, самолетов, ракет. Нельзя сказать, что преодолеть технологическую пропасть вовсе не пытались – в попытке догнать Запад по части военной электроники в топку тоже ухнули немалые средства. Но сотворить и поставить на поток свои аналоги «Авакса» и «Хокая» так и не удалось. Ведь военная промышленность продолжала работать в основном на производство танков, которых у СССР к середине 1980-х оказалось больше, чем во всех остальных странах мира, вместе взятых.

А про беспилотники, благодаря которым была вчистую разгромлена сирийско-советская группировка в долине Бекаа в июне 1982-го, просто забыли вплоть до войны 2008 года против Грузии.

Владимир Воронов