Politeka: Как вы попали на войну и почему выбрали «Правый сектор», а не Вооруженные силы Украины?

А. Бык: На войну я попал, как и все в ДУК, добровольцем. Обычно люди проходят какую-то «учебку», тренируются на базе, а я попал туда сразу на линию фронта. Это был июль пришлого года, и я уже точно для себя решил, что поеду воевать. У меня было несколько вариантов: «Айдар», «Азов» или ДУК. Мои друзья звали меня ехать в «Айдар», но сроки перенесли, а у меня не было времени и сил сидеть и ждать. И мой побратим Борис Гуменюк (заместитель командира батальона ОУН) и комбат батальона ОУН Николай Коханивский ехали на базу пятого отдельного батальона ДУК на переговоры с Дмитрием Ярошем относительно входа ОУН в состав ДУК. И я поехал с ними.

Купил себе форму – все, что на мне, это за собственные деньги куплено — броник, каску. У меня было все, что мне необходимо, кроме оружия. Вечером приехали на базу – увиделись с Ярошем, обсудили дела. И Коханивский с Гуменюком вечером поехали в «Азов». А я решил – зачем мне ехать? — и остался.

Politeka: И вы там проходили обучение?

А. Бык: Да. Подготовка проходила на базе — в Покровском районе Днепропетровской области. Практически на границе с Донецкой областью. До Песок где-то 100-120 километров.

Politeka: Как долго длилась подготовка?

А. Бык: Все по-разному. Это сейчас уже нас поделили на взводы, роты, а тогда все  держались небольшими группами, «боевками». И все зависело от того, насколько сама группа хочет тренироваться.

Например, наша группа подготовку по работе в группе проходила дважды, поскольку хотела лучше натренироваться, а часть людей, в том числе и я,  даже с другими группами ходили на эту подготовку, чтобы лучше закрепить навыки. Поскольку это очень специфическая работа — как люди должны понимать друг друга без слов. Этот навык нужно тренировать и работать постоянно, отточить знание до рефлекса. То есть, когда слышишь выстрел, или звучит какая-то команда, вся группа автоматически ее должна исполнить, а потом уже смотреть, что собственно произошло. Это дает неплохие шансы выжить, даже если попал в засаду.

Politeka: А как сейчас проходит подготовка?

А. Бык: Сейчас этот процесс поставлен на более регулярную и обязательную  основу. Теперь к нам невозможно приехать просто с улицы. Необходимо записаться через мобилизационный штаб, поехать на полигон. Если ты на полигоне сдал все нормативы, то тебя отправляют на линию фронта. Сейчас все строже, полная субординация, а тогда было немного больше анархии – в хорошем смысле этого слова.

Politeka: Субординация как в Вооруженных силах?

А. Бык: Фактически, да. Но есть свои отличия. Первое: мы намного свободнее, защищены от того, что нам командиры будут отдавать дебильные приказы. Поскольку у нас таких руководителей просто нет. Второе: мы уверены, что нас командиры никогда не сдадут и на смерть зря нас не отправят.

Politeka: Это вы сейчас фактически называете отличия ДУК «Правый сектор» от Вооруженных сил.

А. Бык: Да, третье: мы всегда уверены в своих побратимах. Почему? Потому, что добровольцы, которые отправляются на Восток, вполне сознательно отказываются от мирной жизни, от семей и работы. Эти люди понимают, что в такое время есть только одна цель, которую мы должны достичь: защитить целостность нашего украинского государства, что позволит нам построить нормальное самостоятельное государство. Это наивысшая цель каждого патриота-националиста.

В декалоге Украинского националиста сказано: “Здобудеш Українську Державу, або загинеш у боротьбі за Неї.” И поэтому мы можем быть уверенными в людях, которые стоят рядом с нами, — они или умрут вместе с тобой, или заберут тебя, если ты не сможешь идти.

У некоторых наших парней, которые побывали на передовой, стирается барьер страха — они утрачивают бдительность и начинают воевать лихо

Politeka: Вы принимали участие в боевых действиях?

А. Бык: Да, приходилось. В Песках, летом-осенью. Поскольку у меня нет специализированных навыков, я был и автоматчиком, водителем,  был командиром медицинской группы. На самом деле, я – не такой лихой боец. Я по натуре очень осторожный. Но вот у некоторых наших парней, которые побывали на передовой, стирается барьер страха — они утрачивают бдительность и начинают воевать лихо. В каком-то смысле это хорошо, это подымает боевой дух, позволяет им ощутить себя крутыми суперменами, но вместе с этим, когда ты видишь, что человек уже не хочет одевать броник, тогда понимаешь, что у них и у тебя самого потихоньку едет крыша.

Politeka: Но поначалу страх присутствует?

А. Бык: Да, конечно. Я когда ехал на войну, то меня больше всего беспокоили две вещи: как я буду реагировать на стрельбу и кровь. Как оказалось, к первому привыкаешь, ко второму привыкнуть невозможно, но люди привыкают. Пока сам не попробуешь, никогда не узнаешь. Можно быть смелым и на полигоне, играя в страйкбол, показывать феноменальные результаты, но когда приезжаешь в зону АТО, то понимаешь, что по тебе работают «Грады», а ты даже не можешь ответить ничем. Это иногда доводит человека до истерики, паники. Я реально боялся того, как я буду реагировать на обстрелы.

Politeka: Вы сейчас находитесь в Киеве временно? Возможно, собираетесь ехать назад в зону АТО?

А. Бык: Я сейчас в Киеве выполняю обязанности спикера 13-го запасного батальона ДУК «Правый сектор». Дело в том, что у нас есть цель — в каждом регионе Украины сформировать запасной батальон, в том числе и в Киеве. Это тринадцатый номер, а уже — чтобы не соврать — 17 таких батальонов. В батальоне занимаются обеспечением тыловой работы: подготовкой бойцов, которые потом поедут на передовую, помощью бойцам, которые вернулись на ротацию. Соответственно, надеюсь, что будет «добро» от командования, и я еще вернусь на войну. В принципе, у нас и тут сейчас хватает разной работы, но все-таки хочется вернуться назад.

Politeka: Сколько бойцов ДУК “Правый сектор” сейчас находятся на Донбассе?

А. Бык: У нас три батальона, которые непосредственно стояли на линии соприкосновения с врагом. Штатное количество батальонов — где-то 400-600 человек плюс отдельные боевые подразделения разной численности, которые находятся на разных участках фронта. Если я скажу, что около двух тысяч человек ДУК непосредственно принимают участие в боях, то я не сильно отклонюсь от истины. Но есть еще и запасные батальоны.

Politeka: Если батальоны ДУК не легализованы – не входят ни в состав МВС, ни в состав ВСУ, то откуда вы берете оружие?

А. Бык: Мы от государства не получили ни копейки, ни одного патрона, ни одной единицы оружия. Ничего нам государство не предоставило, и я думаю, что и не предоставит, если так дальше пойдет. Вряд ли в этой стране найдется тот, кто будет отрицать, что ДУК на своих плечах вынес значительную часть этой войны и был одним из первых подразделений, который в нее вступил.

Соответственно, если мы продолжаем воевать, значит, нас поддерживает кто-то, кроме власти. Кто кроме власти в нашей стране есть? Правильно, народ  — это волонтеры, это пожертвования обычных людей. Такая ситуация дает нам повод говорить о том, что мы являемся настоящей народной армией. УПА много лет, даже после окончания Второй мировой войны, продолжали воевать. Это было бы невозможно, если бы они не опирались на поддержку народа. Так же и мы.

Politeka: То есть оружие вы покупаете на деньги, которые вам пожертвовали люди?

А. Бык: Оружие у нас в основном трофейное, хотя, скажу честно, если есть возможность купить его нелегально, то, например, я готов. Есть высшая цель — защищать Родину, если мне для этого будет необходимо переступить какую-то норму закона, особенно настолько дебильную, то я это сделаю, не сомневаясь. И, в принципе, думаю, что так же сделают многие из наших. Некоторые виды оружия нам давали в пользование бойцы Вооруженных сил Украины.

Боец Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор» Алексей Бык
Боец Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор» Алексей Бык

Politeka: Какие у ДУК взаимоотношения с бойцами ВСУ на местах в зоне АТО?

А. Бык: Мы постоянно координируем наши действия. У нас есть определенный участок фронта, на котором мы работаем, но мы, конечно же, поддерживаем контакт с соседними подразделениями, теми, которые движутся через нашу линию. Другое дело, что мы – добровольцы, и у нас свои командиры. Нам нельзя отдать приказ, что ДУК должен зайти на определенную высоту и стоять там, пока не будет следующего приказа. Почему? Если мы понимаем, что приказ дебильный, мы его выполнять не будем. Но с другой стороны, если мы взяли Донецкий аэропорт (кроме ВСУ, там и наши подразделения стояли, причем в большом количестве), то мы его будем удерживать до тех пор, пока это возможно, и просто так не побежим.

Politeka: Поначалу лидер “Правого сектора” Дмитрий Ярош не рассматривал возможность легализации ДУК, но не так давно этот вопрос был поднят. С чем это связано, и что даст ДУК так называемая легализация?

А. Бык: В начале, когда «Правый сектор» вступил в эту войну, варианты легализации были очень ограниченными — мы могли пойти под контроль МВС или ВСУ. Тогда не сложилось, поскольку в МВС у нас никто не хочет идти. Мало желающих повторить судьбу батальона “Айдар” — у него сейчас проблемы, насколько я помню, он ликвидирован. В силу разных причин милицейские батальоны нас категорически никогда не устраивали. Среди нас очень много бывших политических заключенных, которые пострадали из-за произвола милиции или власти, есть бывшие «ультрасы», у которых проблемы с милицией — это перманентное состояние.

Мы понимаем, что если вступаем в ряды милиции, то нас всех берут на список и во время следующих  — условно — революционных событий за каждым из нас придут. А Вооруженные силы… двадцать лет их не существовало. А то, что осталось от Советского Союза, у нас постепенно разворовали. Я в свое время  в армию не пошел — благополучно закосил: армия обо мне забыла, я и не вспоминал. Я это сделал осознанно, поскольку не хотел служить в той армии, в которой стреляют три патрона в год, а все остальное время ходят строевым шагом и строят дачи генералам.

Politeka: Все-таки почему ПС поднял вопрос легализации?

А. Бык: Сейчас вопрос легализации встал крайне категорично. Во-первых, война перешла в затяжную фазу и сейчас она ведется в основном из тяжелого вооружения, которого у нас нет.  В таких условиях мы утрачиваем в определенном смысле эффективность, т.е. мы можем выполнять некоторые задачи, но мы ограничены в их масштабе. Во-вторых, наша армия стала перерождаться, она стала более профессиональной. Мы уже видим, что на линии фронта некоторые подразделения воюют довольно неплохо, азартно и с желанием победить.

В армию пошли довольно много добровольцем, таких как и мы сами. После того, как батальон ОУН забрали с линии фронта, мы остаемся единственной добровольческой силой. Но мы понимаем, что нам необходимо переводить добровольческое движение в новое русло — мы хотим, чтобы оно было узаконено на уровне Верховной Рады. Добровольческое подразделение должно стать частью ВСУ. Это не ново. В некоторых странах мира такое существует, насколько я знаю — в Швейцарии.

Politeka: Какие условия легализации?

А. Бык: Необходимо понимать, что с властью у нас расходятся интересы в вопросах легализации. Власть хочет, чтобы мы были разбиты по линии фронта на небольшие подразделения и присоединены к другим военным подразделениям. Это им необходимо для того, чтобы мы не могли незаметно или оперативно собраться в единый кулак.

Власть не хочет поплатиться за оборудки с врагом, но понимает, что поплатится. И они понимают, что двигателем следующей революции могут стать именно добровольцы, которые прошли Майдан, войну — вернулись и увидели, что ничего не изменилось. И все, кто вернутся, захотят что-то в этой стране изменить. А поскольку мы уже такой опыт имеем — мы во время Революции достоинства ходили голыми руками под БТРы — то после этой войны, когда у нас много трофейного оружия (и мы этого не скрываем), мы можем сделать революцию за считанные часы… второй раз будет проще.

Мы не сделаем многих ошибок, которые сделали тогда — мы долго ждали, терпели, долго хоронили своих погибших и ориентировались на большую часть людей, которые хотели махать фонариками и слушать гимн. В конце концов стало понятно, что это ошибочный путь, мы поступили по-своему и победили. Такого большого промежутка времени – как от ноября до начала событий на улице Грушевского — больше не будет. Все сразу начнется так, как было на Грушевского, а может сразу так, как было на Институтской. Только быстрее.

Politeka: Осенью в Украине пройдут местные выборы. Будет ли «Правый сектор» принимать в них участие, чтобы попробовать изменить страну в роли политиков?

А. Бык: Необходимо отличать ДУК и «Правый сектор». «Правый сектор» — это политическая партия, а ДУК — это военная часть, которая защищает Украину на Востоке. Во-первых, «Правый сектор» уже в политике — несколько наших представителей стали депутатами, в частности, и проводник  Дмитрий Ярош. Отвечая на ваш вопрос, скажу, что в такой ситуации нам будет сложнее. Поскольку у нас ограниченный финансовый ресурс — наше руководство очень тщательно относится к тому, кто может предоставить ему финансирование.  Даже если нам дадут деньги на эту кампанию, то  Дмитрий Ярош скорее направит эти деньги на войну, чем на политику, это во-вторых. В-третьих, наша политика…  если вы играли в преферанс, то понимаете — если двое играют против третьего, то третий всегда проиграет.  И лезть в эту банку с пауками и надеяться их победить на их условиях было бы, как минимум, неразумно.

Мы поняли, что способны побеждать: мы выходили на БТРы с палками на Майдане и победили, а теперь обычные добровольцы поехали на фронт и хорошо всыпали российским спецназовцам

Politeka: Многие ожидают, что в скором времени на Донбассе будут возобновлены боевые действия?

А. Бык: Из разных источников поступает информация, что сепаратисты концентрируют силы и военную технику, завезенную из России, на нескольких направлениях – Артемовска, Мариуполя – и уже больше года у них сосредоточен мощный кулак в направлении населенного пункта Пески, который, в частности, оборонял ДУК. Держать такое огромное количество сил на линии фронта стоит серьезных денег: Россия теряет деньги и время.

Наступление произойдет, вопрос только – когда. Но лично я не сомневаюсь, что наступление будет, если, конечно, не случится чего-то экстраординарного. Бойцы готовы ответить на наступление адекватно. Поскольку у наших военных и добровольцев произошел перелом в сознании: мы поняли, что мы – не просто нация воинов, мы поняли, что способны побеждать. Мы выходили на БТРы с палками на Майдане и победили, а теперь обычные добровольцы поехали на фронт и хорошо всыпали российским спецназовцам, которых готовят годами. Да, мы понимаем, что у врага больше сил, он может продавить нашу оборону, но это будет стоить ему невероятных жертв и не даст победы в войне.

Politeka: Как вы считаете, такой высокий боевой дух наблюдается и в ВСУ?

А. Бык: В некоторых подразделениях ВСУ такие настроения также являются массовыми, но не повсеместно. Например, я был в Дебальцевском котле перед началом отступления. Тогда очень удручало моральное состояние бойцов. Очень сложно сидеть все время под обстрелом и понимать, что это уже окружение, а тебе еще не дали команду стрелять. Почему – никто не знает, может, просто забыли. Особенно, когда командиры уже далеко в тылу и рапортуют о том, что мы стоим все до конца. Мне очень хочется верить в то, что наше руководство сделало вывод из событий последнего года и готово к тому, что сепаратисты нарушат все эти минские договоренности. Хочется верить, что военная техника, которая была отведена, она была отведена недалеко или же готова моментально вернуться на линию фронта. В противном случае, все это очень печально.

Politeka: Что нужно сделать для того, чтобы украинская армия качественно изменилась?

А. Бык: Необходимо, чтобы основу украинской армии составляло добровольческое движение. У нас люди, которые прошли эту войну… я видел людей, которые приезжали пацанами, а сейчас стали мужчинами. После определенной переподготовки они вполне могут заменить большинство командиров, которых я только знаю. Но идейная мотивация у них будет значительно выше. Для них, например, будет недопустимым украсть со склада берцы и продать. А в ВСУ – это сейчас происходит массово. И поэтому иногда бойцы на передовой воюют полуголыми, полубосыми.

И поэтому, если добровольцы и патриоты станут стержнем этой армии, то она сможет исполнять свою функцию также эффективно, как, например, израильская. Несмотря на специфику арабо-израильского конфликта, мы должны сказать, что израильская армия стала необычайно сильной и профессиональной только потому, что у Израиля не было другого выбора. Вот и у нас сейчас нет другого выбора – мы или построим профессиональную армию, или Украина исчезнет как политическое явление.