Китай рос двузначными темпами. Казалось, так будет всегда. Австралия и Канада, Бразилия и Перу, Зимбабве и Кения – почти весь мир работал, наращивал производство сырья, чтобы насытить бездонный спрос индустриального гиганта. Но машина стала сбавлять обороты. Это еще удавалось скрыть за лихорадочным ростом фондового рынка, пока в июле 2015-го не случился обвал. Тогда Пекин принял меры, ввел полугодовой мораторий на продажу акций для крупных акционеров. Полгода истекли в январе.

7 января биржи работают полчаса: за первые 13 минут индексы падают на 5%, 15-минутный перерыв, после за две минуты падение достигает 7%, можно идти домой. Быстроту обвала эксперты связывают с порогами 5% и 7%, при достижении которых торги приостанавливают. В тот день все игроки чувствовали, что порогового падения не миновать (ведь мораторий истек), и спешили продать.

Январь вновь напоминает об июле, но в другом аспекте. Летом обвал был тестом на рыночность: как поведут себя власти, дадут ли свободу рынку. Не дали, прибегли к нерыночным мерам, включая аресты паникеров. После слово «рынок» стали мысленно заключать в кавычки. Теперь интерес смещен в сторону структурных проблем в экономике – точнее, возможности их решения.

В Китае давно говорят о новой модели роста: не сбережение, а потребление, не индустрия, а IT-технологии, услуги, наконец, не государство, а рынок.

Компании-«зомби»

Для многих Китай – бездонная сокровищница: как говаривал Марко Поло, купец из Венеции, там крыши из золота. Но в жизни каждый, в том числе Китай, вынужден распределять ограниченные ресурсы, выбирая одни и исключая другие возможности. В Пекине на словах выбирают инновации, IT-технологии, а на деле – компании-«зомби».

«Зомби» – огромные инертные госкомпании, флагманы угля и стали. Они, по сути, уже мертвы. Их убили убыточная бизнес-модель, непосильное бремя долгов. Но снаружи – живее всех живых: на выплату долгов деньги дает государство, и банки, зная это, не отказывают в новых кредитах. На долю «зомби» приходится до 80% кредитов банков. Это – те средства, что не попали в высокие технологии. Строго говоря, госкомпании тоже могут осуществлять инновации. Но выбирают кибершпионаж, крадут технологии у США. На эту тему у Си Цзиньпина был разговор с Бараком Обамой, президент США говорил о санкциях. «Зомби» бьют и по карману, и по репутации.

Чиновники регулярно обещают свернуть их поддержку. Недавно это вновь озвучил глава Госсовета Ли Кэцян, но все по-прежнему. Причин несколько: в «зомби» работает 1,7 млн человек и власти боятся протестов, не менее важно и то, что директора компаний входят в центральные органы КПК.

Как в поговорке, мертвый хватает живого: компании-«зомби» блокируют изменения в структуре экономики. Конечно, с благословления государства, которое сводит на нет роль рынка как регулятора.

Брак информации

Для IT-технологий нужна среда, в которой как минимум есть свободный Интернет. Этого в Китае нет, точнее – нет в обычном понимании слова. В трактовке Си Цзиньпина, контроль над Интернетом не мешает свободе. «Порядок, – говорит председатель КНР на интернет-конференции, – основа свободы». Однако блокирование Google, Facebook, неугодных новостных сайтов исключает почти все: от обмена мнениями в среде ученых до поиска выгодных вложений у инвесторов.

Информация с браком – то, что мешает формированию рынка снизу: ни инвесторы, ни потребители не могут действовать со знанием дела. Памятно покаяние журналиста на ТВ (после обвала в июле): мол, я во всем виноват, сеял панику. Теперь бравые отчеты воспринимают со скепсисом, большинство западных экспертов убеждены: статистика врет (но другой статистики нет). То же на потребительском рынке. Foreign Policy публикует инструкции для СМИ: что можно и что нельзя печатать. Под цензуру попадает не только политика (критика вождей), но также сведения о загрязнении окружающей среды, вреде тех или иных продуктов для здоровья. Это значит, что даже в простом потреблении осознанное поведение почти сведено на нет.

Информация в Китае – ценный ресурс, доступ к которому ограничен. Фактически доступ к информации структурирует общество, отделяет элиту от простых смертных. Конечно, люди везде информированы по-разному, но не везде доступ к информации запрещен законом, нормами цензуры.

Тенденции

Пока повестку дня определяет власть. Ее цель – сочетать несочетаемое. А именно инновации и компании-«зомби», информационное общество и цензуру – проще: экономику как на Западе и всевластие КПК.

Нельзя сказать, что Пекин знает, куда идет. Как говаривал Ленин: шаг вперед, два – назад. В 2013-м Си Цзиньпин обещал «больше рынка», теперь ложь этого обещания ясна. Свобод, правда, не обещали, но предполагалось, что репрессий не будет. Между тем говорить о чем-то в Китае по-прежнему нужно с оглядкой. Блогер Сюй Чжиюн публиковал фото протестов, требовал раскрытия активов чиновников, теперь он в тюрьме на четыре года. До недавнего времени исключением был Гонконг, вернувшийся в Большой Китай на условии «одна страна, две системы». Теперь Гонконг в тревоге: из города пропал книготорговец Ли, среди его товара были книги с критикой председателя Си. Строго говоря, по делу пропало еще четыре человека – трое из своих домов в Китае, один с отдыха в Таиланде.

Пекин сдерживает либерализацию, но о временах хунвейбинов речь все же не идет. Хороший пример: золотой Мао. Недавно в провинции Хэнань воздвигли 36-метровую золотую статую Великого Кормчего. Но ненадолго. Нет, Мао не украли. Его демонтировали сами власти. Почему? Можно сказать, вняли критике – в конце концов, $0,5 млн (стоимость статуи) можно потратить с большим толком. Но не менее вероятно другое: испугались «левого» эффекта, ведь Мао еще популярен у бедняков.

Выводы

КПК зовет «Вперед к инновациям!», втихаря не хочет «Назад к Мао», а, в сущности, мечтает оставить все как есть. Это значит, ход Китая застопорился надолго. Для рывка вперед нужны структурные реформы, угрожающие стабильности политической системы.

Пока рывок имитируют старым как мир способом – бряцанием оружия, геополитикой. В обзорах экономики Китай падает, а в обзорах внешней политики – растет, его становится больше не только в регионе, но и в мире.