Полиция недоразвитого капитализма

По сути, в системе недоразвитого капитализма все работает по Марксу, когда государство (полиция) — орудие в руках правящего класса. С одной оговоркой: сам правящий класс тоже расколот на группы, а полиция — орудие в руках одной из них, той, что у руля. Отсюда интересная асимметрия: полиция не всегда защищает собственность (ей нет дела до сохранности добра чужого олигархического клана), но всегда подавляет политический протест (потому что любой протест несет угрозу собственности своего клана, сулит передел).

В Украине эта асимметрия, проявляющаяся как безразличие к рейдерским захватам вкупе с жесткостью к политическим активистам, вытекает из общих и особенных причин. То есть, кроме факторов, общих для любого олигархического государства, еще работает наследие развитого социализма.

Асимметрия по-советски

У француза Прудона есть тезис: «Собственность – это кража». Нет, Маркс терпеть не мог Прудона, даже книжку про него написал «Нищета философии». Обругал в общем, дескать, у тебя, месье Прудон, не философия, а нищета философии. Причина такой нелюбви в том, что Маркс за пролетариат, а Прудон – за люмпен-пролетариат. Помните Шарикова – «взять все и поделить». Это не по Марксу. Сознательный пролетарий с «Манифестом коммунистической партии» в кармане не делит, а обобществляет, то есть умножает. Ты работал, я работал, а теперь вместе будем, с эффектом кооперации. А люмпен-пролетариат делит, обычно, как Шариков, штаны. Пролетариат – сын развитого общества, взращенный на фабрике, у машины. А люмпен-пролетариат – дитя темных городских закоулков. В Российской империи пролетариата не густо, поэтому, вопреки Марксу, верх берет Прудон.

Уже Горький видит поэтический образ революции в беспризорнике Пепе (Сказки об Италии). Пришел как-то Пепе к сестре, работавшей горничной. «Сколько брюк у твоего хозяина?» — «Штук десять». — «Тащи одни мне». — «Но ведь скажут: украла!» — «Глупая, когда от многого берут немножко, это не кража, а просто дележка».

Какое отношение все это имеет к «правоохранительным органам»? А вот какое: когда после Октября 1917-го, так называемая партия пролетариата ищет союзников, то выбирает из двух зол. Есть люмпен-пролетариат, который ворует. Есть буржуазная интеллигенция, которая рассуждает. Нетрудно понять, в чью пользу сделают выбор. Люмпен-пролетариат получает почетное звание социально близкого элемента, попутчика. В дальнейшем, как не раз писали диссиденты, слово карают жестче, чем кражу. При условии, что вор крадет личную собственность граждан. Кража колхозного добра сродни бунту, за нее тоже поначалу карают жестко.

Асимметрия, когда слово хуже кражи, часть советской парадигмы. Но вина за нее лежит не только на злом умысле властей, но и на неразвитости общества, вернее, на огромной имущественной разнице, нищете. Поэтому смена власти, перестройка мало что меняет, ведь достатка у людей по-прежнему нет. Более того, проблема с легитимацией собственности получает новые грани. Да, Пепе мечтает о дележке, но все же он признает, что брюки изначально (до дележа) собственность хозяина сестры. Теперь же Пепе пришлось бы делить уже украденные брюки. Иными словами, трансформации 1990-х, присвоение народного добра олигархическими кланами – аргумент в пользу Прудона: собственность (особенно крупная) и есть кража.

Асимметрия по-латиноамерикански

В Мексике был случай а-ля украинские «титушки». Студенты вышли на политическую акцию, с которой некоторых из них похитили. Как выяснилось, похищение, а позже убийство – дело рук наркоторговцев, но заказ от полиции. Вопрос: с кем борется, а с кем дружит полиция Мексики?

Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Полицейский тоже мечтает о карьере, росте жалованья. А значит, ищет то дело, за которое наградят. Где-нибудь в Колумбии борьба с наркобаронами чревата. Из известного (хотя известно не все): президент Колумбии Эрнесто Сампер получает на кампанию 1994-го $6 млн от наркокартеля Кали. Разумеется, картель платит не за то, чтобы его бойцов ловили. То есть полиция по правилам игры будет ловить не всех, а только чужих наркобаронов. То же в любом олигархическом государстве. Допустим, идет передел собственности, один олигарх отбирает у другого. Зачем полиции кому-то переходить дорогу? Ради абстрактного права, но право давно ничего не стоит, когда борются конкретные люди, господа олигархи.

Другое дело, если ударить по оппозиции, иногда мирной, иногда не очень. Нет такой власти (в авторитарном обществе), которая бы не наградила своего ретивого защитника. В той же Колумбии «правоохранители» в погоне за премией одевали бездомных как партизан FARC, расстреливали их, а потом, сдав тела начальству, считали деньги, радовались жизни. Тут все предельно ясно: увидел партизана — убей, боишься идти в джунгли — убей кого-нибудь в трущобах. Кого убить, в сущности, все равно: ведь ни партизаны, ни обитатели трущоб не платят правительству за сохранность своих жизней.

Выбор еще проще, если оппозиция мирная. Некоторые банды в Центральной Америке вооружены лучше армии и полиции, даже имеют беспилотники. К ним просто так не подберешься, без боя не возьмешь. А оппозиция сама выходит протестовать (искать не надо), к тому же без оружия.

Полицейский, как большинство людей, идет по пути наименьшего сопротивления. Вопрос в том, почему данный путь – путь асимметрии – именно такой. В теории государство балансирует разные силы, но в практике неразвитого капитализма само выступает как некая конкретная сила, сила конкретного хозяина (олигарха). Полиция тоже служит не обществу, а хозяину. Как верный пес, лает на врагов хозяина и виляет хвостом перед его друзьями.

Выводы

Полиция — тоже часть общества. Глупо, имея больное общество, желать здоровой полиции. Пока есть нищета, не будет легитимации собственности. «Собственность — это кража», — равно в глазах вора и копа. Ведь в конечном счете оба они с низов: богач не утруждает себя даже собственной охраной. Та же нищета не дает сложиться конкурентной политической среде, с работоспособной оппозицией, поскольку у люмпен-пролетариата нет запроса на политическую партию, а другие общественные группы (с запросами) в меньшинстве. Полиции же, в сущности, нет дела ни до чего: ни до собственности, ни до оппозиции. Но она делает то, за что платят. Это общество недоразвитого капитализма.