Politeka пообщалась с бойцом Богданом, который был в плену сепаратистов полгода. Сейчас он живет в Варшаве, где проходил реабилитацию в одной из польских клиник. Боец родом из Ровенской области. Ушел на войну добровольцем в апреле 2014 года. Ему 24 года. Не хочет называть своей фамилии и мечтает поскорее забыть о войне и плене. Соглашается на откровенный разговор в Skype.
Каша, хлеб и кипяток
«Хочу, чтобы это было мое последнее интервью о войне. Даже от мысли о пережитом трудно спать. У меня брат — военный капеллан (священник — ред.). Нас родители так воспитали, что одна мама и одна Родина. И их надо защищать. У меня мама у двери не стояла, не просила остаться. И жена повестку не рвала и ультиматумы не ставила: «Выбирай: я, или война». Хорошо понимали, что должен идти и могу не вернуться. Только о плене никто не думал», — говорит Богдан.
Отечественная защита. Чем экипируют украинских бойцов на передовой?У мужчины на запястье вытатуирован трезубец. Похожий медальон носит на цепочке, у крестика. На правой — обручальное кольцо. На левой руке — кольцо «Спаси и сохрани».
«Татуировки сделал уже на свободе. Там бы его вместе с кожей вырезали. Кольцо тоже новое купили. Первое забрали сепаратисты, как только попал в плен. Это было во время военных действий в Иловайске. 29 августа наткнулись на диверсионно-разведывательную группу противника. Сначала держали в каком-то подвале. Сыро, холодно, воняет. Спать пришлось на бетоне. Когда замерзал, залезал с ногами на стул. Потом дали две доски. Я из них себе сделал нары. Есть давали раз в день: кашу, хлеб и чашку кипятка. В первые дни водили на допросы. Оттуда выносили, потому что идти сам не мог. Всегда допрашивали вдвоем. Один будто жалел и сочувствовал, а второй давил и угрожал убить. Били по телу электрошокером, приставляли нож к шее, угрожали отрезать пальцы и перерезать горло, если буду молчать. Никаких тайн им выдать не мог, потому что мало что сам тогда знал и понимал».
Во время допросов у пленного расспрашивали, почему пошел воевать.
«Предлагали перейти на сторону боевиков, спрашивали, сколько «их» я убил. Говорю: «Не убивал». Не верят. Большинство сепаров были местными. Повесили на меня десять своих погибших. Пытался доказать, что они погибли в том квадрате, где я даже не был. Ничего не хотели слышать. Говорят: «Тебя при лучших раскладах посадят пожизненно. Но, скорее всего, расстреляют». Хотели прострелить ногу. Потом один мордоворот воткнул в бедро нож. Боль была адская. Думал, истеку кровью, как собака. Потерял сознание, очнулся в реанимации. Боялся, чтобы не отрезали ногу. Когда увидел, что с двумя, отпустило. Зашили плохо, рана гноилась. Врачи сказали, что надо еще раз оперировать, или останусь без ноги. Имел ранения в живот», — говорит Богдан.
На этом издевательства в плену не прекратились.
Два расстрела
«Когда из больницы выписали, надели на голову мешок и увезли. Проехали два блокпоста. Думал, назад вернут. Но перевели в другой подвал. Там было лучше. Стояли кровати и обоссанные вонючие матрасы. Кормили два раза в день: каша, булка и суп с макаронами. Были дни, когда вообще кормить забывали. Когда спрашивали, есть ли что-то поесть, боевики говорили: «Корма нет». В камере была бутылка. Туда ходили в туалет. Плен — это кошмар не только физический. Сначала ты балансируешь между жизнью и смертью, а потом не понимаешь: ты человек или уже зверь.
Одна смена запрещала нам переговариваться. Другая относилась более снисходительно. Утром и вечером выводили в туалет. Делали горячий чай. Колотили, когда сами несли большие потери. На нас тупо срывали злость. В допросах позже участвовала женщина — высокая брюнетка. Показалась мне более жестокой, чем мужчины. О шею тушила сигареты, хотела отрезать ухо. Меня два раза водили на расстрел. Спускали курок пистолета, хотя была вынута обойма», — говорит боец.
Родственные связи
Сепаратисты пытались выйти на связь с семьей пленного.
«Когда отобрали мой телефон после задержания, звонили маме и жене. Обещали отдать, если насобирают 20 000 долларов. Затем сумму снизили до 10, но мои родные засомневались и денег не дали. Сначала не верили, что я в плену. Искали в списках погибших и пропавших без вести. Нашли в последнем. Обратились к участковому. Рассказали о звонках с востока. Он приказал никому денег не давать и самим в «ДНР» не рыпаться.
Многих так аферисты разводили на деньги. Но мои родители хотели меня вернуть, потому что видели, что государство в этом вопросе не сильно напрягается что-то делать. Через месяц на отца вышли псевдоискатели пропавших без вести бойцов АТО. Заплатили мошенникам 50 тыс. гривен, а те исчезли, телефоны отключили. Потом моей маме говорили, что я погиб. Потому что много ребят, которые воевали со мной, вернулись домой в гробах. Советовали не тратить деньги на поиски и ставить свечи за упокой. А она сказала: «Пока не увижу тела, не поверю. Сердцем чувствую, что ребенок жив», — рассказывает Богдан.
По словам бойца, в плену он перестал бояться смерти.
«Переживал только, как это все выдержит моя мама. Жалел, что больше не увижу жену и дочь. Со мной в одной камере сидел парень, по которому родители дома поминки устроили. Мы уже после плена нашли друг друга в Facebook. Родителям сказали, что он погиб в котле. На кладбище советовали насыпать могилу, потому что среди найденных тел его остатков не было. По ДНК не опознали ни кости.
Больше всего досталось парню, который родился в Горловке и пошел воевать за Украину. Сидел в соседней камере. Ему сломали руку, били еклектрошокером. Обзывали предателем. Издевались, что пошел воевать за «укропов», возили строить блиндажи для сепаратистов. Он тоже не вернулся. Ребята говорили, что застрелили, когда пытался убежать. Другие говорили, что попал под обстрел, когда копал окопы», — вспоминает боец.
Те, кто не вернулся
По словам Богдана, за шесть месяцев из подвала вышли трое пленных: военный и двое гражданских.
«Парня из Сум обменяли на трех пособников террористов. Был со мной Дима из Франковска. У него была татуировка на руке с портретом Бандеры. Даже с сепаратистами принципиально говорил на украинском языке. Бросили в «пресс-хату» (камера, куда сажают, чтобы при помощи пыток заставить признаться — ред.). Не сломался. Перевели к нам. В марте возили на обмен. Но он не состоялся. Привезли назад. Через две недели сказали, что ведут на допрос. Назад не вернулся. Когда спросил у охраны, где сокамерник, сказали: «Ушел. На тот свет. К своему Бандере». До сих пор не знаю, убили или, может, обменяли. Его вещи через два дня из камеры забрали», — рассказывает Богдан.
«Затем из подвала перевели в комнату, где вместо стекла на окнах была фанера и решетки. Там не топили. А был январь. В подвале делали какую-то ревизию или дезинфекцию. В комнате сидели четыре дня. Оттуда вернулся с высокой температурой. Подсадили еще двух «ДНРовцев». Напились или обнюхались наркотой, хотели по своим стрелять. Повезло им, что живыми остались. Таких там на расстреливают. Оставшийся срок пробыл в подвале».
Воевал за Украину, а спасают в Польше
Богдана освободили из плена в марте 2015 года. Направили в госпиталь.
«За неделю до освобождения снова избили. Открылась рана на животе. Своей свободой обязан донецкому медику. Рана начала гноиться. Медик просила ребят отдать тяжелых. Они согласились меня сплавить. Не хотели, чтобы издыхал и вонял. Еще неделю-две, и умер бы от заражения крови. Медик вышла на украинских волонтеров. Меня обменяли на несколько ящиков лекарств».
Показывает на мобильном первое фото после возвращения из плена. На снимке Богдан худой, с длинной рыжей бородой.
«Бриться не было чем. За полгода только раз постригли. Когда вернулся, меня жена не узнала. Полтора года прошло, как мой ад закончился, а дурные сны до сих пор не дают спать. Уже на свободе перенес шесть операций. Было повреждение кишечника и пневмония. Нога болит на погоду. Стал метеозависимым.
Попал в госпиталь — понял, что никому я здесь не нужен. Многие лекарства должен покупать за свои деньги. Помогали волонтеры. Стало немного легче, но с легкими проблемы были. Однажды приходит волонтер Катя и говорит: «Есть место в варшавской клинике. Поедешь?» Даже не раздумывал. Согласился, начали готовить документы. Я себя часто спрашиваю: «Ну отчего так? Воевал за Украину, а спасают меня поляки». И ответа не нахожу. Если бы пришлось пережить то время еще раз, я сделал бы так же. Немного разбираюсь в программировании, сейчас ищу работу в Варшаве. Навоевался. Лучше заработаю — помогу другим ветеранам становиться на ноги», — рассуждает Богдан.
По словам бойца, на пленных сепаратистах некоторые из украинской стороны зарабатывает большие деньги.
«Не представляете, сколько сепаратистов мы уже отпустили. Есть люди, которые на этом зарабатывают тысячи долларов. И это все договоренности не на уровне солдат, а значительно выше. Им плевать, что эти бандиты возвращаются на Донбасс, снова берут оружие и убивают наших ребят. Плевать, что украинские пленные сидят в подвалах по 15 месяцев. Почему договоренности постоянно срываются? Потому что сепаратисты не дураки — блокируют и торгуются. За одного нашего просят по 2-3, а то и больше своих. Я против обмена в формате всех на всех. Боевикам верить нельзя. Своих пленных заберут, а наших — не выпустят», — говорит Богдан.
Яна Романюк
