План Эрдогана: вернуть беженцев в Сирию

— Анкара за довольно непродолжительное время сделала резкий крен от боевой риторики в отношениях с Москвой до признаний собственной вины перед ней. Что за этим стоит — внутриполитическое желание Эрдогана победить на следующих выборах или внешнеполитическое – подразнить Европу, которая не видит Турцию в ЕС?

— На мой взгляд, ни то, ни другое. На данном этапе Анкару прежде всего волнует ситуация в Сирии. Это приоритет номер один. Отсутствие согласованных международных действий по урегулированию ситуации в этой стране привело к тому, что стало реальным появление на севере Сирии автономного курдского анклава, к тому же — крайне враждебного к Турции. Это для турков наихудший сценарий развития событий.

Наличие в регионе российских комплексов С-300 и С-400 сделало невозможным для турецкой армии осуществление воздушных ударов по курдам и ИГИЛ в условиях неурегулированных отношений с РФ. Кроме того, Турция потеряла в этом году 4 миллионы российских туристов, а турецкие компании лишились не только контрактов на поставку продовольствия в РФ, но и подрядов на строительство инфраструктурных объектов. В частности, к чемпионату мира 2018 года.

Общие потери экономики Турции оценивались в сумму около 20 миллиардов долларов. Вот эти обстоятельства и сыграли решающую роль в так называемых “извинениях” и так называемом “примирении” с РФ.

Я хочу подчеркнуть — судить нужно не по ситуационным пресс-конференциям и победным заявлениям для СМИ, которые делают преимущественно российские чиновники, а по реальным делам.

Еще рано делать выводы, что Россия во всем преуспела. В то же время, нельзя отрицать, что улучшение экономических показателей от сотрудничества с Россией положительно воспринимается в Турции и способствует росту популярности Эрдогана.

 — Турция выражает недовольство тем, что деньги на прием и содержание беженцев из Сирии хотя и идут от Запада, но она оказалась один на один с мигрантской волной. При этом, Эрдоган официально заявляет, что готов рассмотреть вопрос о предоставлении им гражданства. Чего здесь больше: прагматизма Эрдогана, желающего получить лишние голоса на выборах или популизма?

— На содержание трех миллионов беженцев Анкара потратила уже порядка 8 миллиардов долларов. Помощь ЕС на эти цели является совершенно недостаточной и это один из критических пунктов взаимоотношений Турции и ЕС. Проблему надо как-то решать, ведь такая ситуация имеет тенденцию стать неконтролируемой.

Есть два реальных пути — ассимилировать беженцев в Турции или отправить назад — на освобожденные территории. Эрдоган озвучивал обе эти возможности.

Предоставление беженцам гражданства — возможное, но далеко не лучшее решение проблемы, так как во-первых, это только первый шаг к ассимиляции. Нужно, чтобы беженцы освоили язык, законы и культуру Турции, а она все-таки сильно отличается от арабских традиций. И во-вторых, вместе с беженцами в Турции могут  осесть ячейки террористов, которые в будущем вполне способны доставить множество проблем.

Поэтому, по моему мнению, скорее всего, будут продолжаться попытки освободить определенные территории  Сирии и вернуть беженцев туда. Я не думаю, что ситуация вокруг беженцев сильно влияет на популярность Эрдогана, скорее тут играют факторы исламской солидарности и давления на ЕС.

— Турция начала «Ефрат» — фактически полномасштабную военную операцию против ИГИЛ. В заявлении Эрдогана по этому поводу также говорится, что Турция преисполнена решимости нанести поражение и экстремистам из Курдской рабочей партии и исламистам, возглавляемым Фетуллой Гюленом, который находится в эмиграции в США.

— Разумеется, все три упомянутые цели являются безусловным приоритетом для правящей партии Турции. ИГИЛ осуществил ряд прямых и жестоких терактов против мирных жителей, курдские террористы уже десятилетиями ведут борьбу против официальных властей, а Гюлен считается ответственным за попытку военного переворота 15 июля.

Имидж сильного лидера предусматривает окончательное решение вопроса безопасности, поэтому Эрдоган и принял решение о военной операции в Сирии, а еще раньше — о введении чрезвычайного положения и проведении чисток во всех слоях общества от сторонников Гюлена.

— Нет ли у вас ощущения, что Турция может стать для Вашингтона тем же, чем до недавнего времени был (или до сих пор остается) Тегеран? Прямым свидетельством тому является решение о переводе американского ядерного оружия из Турции в Румынию.

— Информация о переводе ядерного оружия США из Турции в Румынию, насколько мне известно, не подтверждена. Турция для Вашингтона не может стать вторым Ираном ни при каких обстоятельствах.

Турция — член НАТО, это вторая армия в блоке и ключевой союзник на Ближнем Востоке. Чтобы ни происходило в двусторонних отношениях между Анкарой и Вашингтоном, этот фактор перевешивает любые другие.

Ни Вашингтон, ни Анкара, ни Брюссель не отступят от взаимной поддержки. При этом трения и острые дискуссии абсолютно не исключены, но такова уж природа турецкой внешней политики.

— Очень многие считают, что при Эрдогане Турция практически отошла от заветов Ататюрка и становится все больше исламистским государством. Согласны?

— Трудно оспаривать реальные факты, и большее присутствие религиозных факторов в турецком обществе и в государстве очевидны. С другой стороны, я не думаю, что мы когда-либо услышим от турецких лидеров, что они отошли от заветов Ататюрка.

В конце концов, Турция имеет полное право строить свою внутреннюю политику так, как считает нужным. Ведь при этом не прерывается ни диалог с ЕС, ни контакты с исламским миром.

Стамбул стал в последние годы одним из крупнейших центров проведения международных форумов как гуманитарного, так и экономического характера. Турция делает все возможное, чтобы стать реальным мостом между Западом и Востоком.

Эрдоган однажды сказал, что Турция — это самая западная часть Востока и самая восточная часть Запада. Он, несомненно, очень хочет, чтобы именно на берегах Босфора и произошла встреча.

— Есть ли в Турции до сих пор настроения пантюркизма, Великой Порты и прочей постимперской архаичной идеологии, которая так сейчас распространена, например, в России?

— Определенные традиции османского периода проявляются  в современной Турции и в элементах государственного протокола, и даже в терминологии, которую стали использовать официальные лица Турции.

Настроения пантюркизма присутствуют в той мере, что Анкара открыто заявляет о своей поддержке тюркским народам (и крымские татары в их числе), и ярчайшие примеры — Азербайджан, Туркменистан, Казахстан.

Но этот “пантюркизм” не имеет ничего общего с агрессивным имперством России. Невозможно представить, что Турция начнет восстанавливать Османскую империю.

В Анкаре отлично понимают, что мягкая интеграция путем экономического и культурного взаимодействия принесет намного больше пользы, чем язык агрессии.

— Количество репрессированных в Турции после переворота достигает нескольких тысяч человек. Может ли это говорить об желании президента Турции зачистить любое проявление инакомыслия в своей стране и сделать прививку от него другим сомневающимся в правильности его курса?

— Я бы не использовал здесь слово “репрессированных”. Это просто не соответствует действительности. Правда то, что после попытки переворота в Турции было отстранено от должностей, задержано, арестовано около 80 тысяч человек.

Но правда и то, что большинство из них были освобождены. Действительно, какая-то часть арестована по решениям судов. Со стороны может казаться, что все это произвол, но власти Турции утверждают, что все задержания осуществляются в соответствии с законами страны.

Безусловно, что в Турции есть значительная часть населения, которая не согласна с политикой правящей партии. В парламенте представлены три оппозиционных партии. Но данный конфликт носит совсем другой характер.

Гюлен — исламский проповедник, проживающий в США по “грин-карт”, обвиняется в том, что влиял через своих последователей на государственные решения. Однако, это слишком общее обвинение. Для того, чтобы доказать это, следует установить, что, к примеру, государственные служащие — последователи Гюлена — нарушали присягу и действовали не в интересах государства, а в интересах религиозного движения, или нарушили какие-то другие статьи уголовного кодекса. Вот это — сверхзадача, которую решает сейчас турецкая система правосудия.

Попытка переворота стала большим  ударом по правящей партии и лично по Эрдогану. Судите сами — на протяжении 13 лет обеспечен экономический рост, ВВП страны утроился за это время, построены важнейшие объекты инфраструктуры, правящая партия выиграла все выборы, какие только проводились — и вдруг военный переворот. Поэтому и реакция такая жесткая. Важно теперь не перегнуть палку.

— Турция после России является крупнейшим и мощнейшим государством, с которым граничит наша страна. Чего не хватает Киеву и Анкаре для еще более полного использования всех возможностей, которые открывает эта близость? Ведь Киев, насколько я понимаю, в угоду Анкаре не признал геноцид армян.

— Не думаю, что в двусторонних отношениях Украины и Турции признание или не признание геноцида армян сыграло решающую роль. За последние 6-7 лет отношения наших стран достигли уровня стратегических. Из первых рук могу сказать вам, что уровень обсуждения проблем и направлений сотрудничества между нашими лидерами беспрецедентный. Причина этого — во взаимном понимании важности нашего партнерства в регионе.

Мы имеем чрезвычайно хорошо разработанную двустороннюю договорно-правовую базу, введен максимально возможный режим безвизового пребывания. Да, мы пока не подписали соглашения о свободной торговле, но этому есть причина — обе страны имеют очень важные национальные интересы, которыми по различным причинам пока не могут поступиться. Однако диалог идет и позиции сближаются.

На повестке дня важнейшие проекты в транспортной сфере, военно-техническом сотрудничестве, в области образования. В этом году количество украинских туристов в Турции удвоилось, турецкие авиалинии и МАУ открываю новые направления и самолеты заполнены в обе стороны. Разве все это не свидетельствует о развитии?

 — Является ли аннексированный Крым внешнеполитическим  приоритетом для Анкары?

— Конечно, для Турции Крым был и остается приоритетом, как политическим, так и экономическим. Нет сомнения, что, если бы не агрессия России, новое, демократическое правительство Украины обеспечило бы всяческое взаимодействие с Анкарой, которое позволило бы сделать Крым реально процветающим регионом (например, режим наибольшего льготного благоприятствования, -ред.).

Турция и раньше оказывала помощь, просто иметь дело с предыдущими властями, до Революции Достоинства, было сопряжено с неуверенностью, что направляемые средства дойдут до адресата, в первую очередь — крымских татар. Но даже и при всех трудностях того времени, турки строили в Крыму и школы, и гостиницы, мы искали и находили пути конструктивного взаимодействия даже в неблагоприятных условиях. Я уверен, что все наработки будут реализованы, как только Крым вернется в Украину.

— Если это не дипломатическая тайна, какие совместные проекты могли бы быть между Турцией и Украиной и почему они не состоялись?

— Нет тут никаких тайн. Как я уже упомянул, самое главное, по моему мнению, на сегодня — это продолжить переговоры по соглашению о свободной торговле, а также обновленным договорам о защите инвестиций и избежанию двойного налогообложения.

Продолжается кропотливая работа по сотрудничеству в области военной науки и оборонных технологий. Турецкая сторона хорошо знакома с нашими возможностями в области энергетики, и я имею виду как помощь в подготовке специалистов по атомным станциям, так и с точки зрения использования наших хранилищ для хранения природного газа.

Активно обсуждаются возможности участия турецких компаний в проектах приватизации, их инвестирования в туристическую и портовую инфраструктуру Одесской области, Херсона. Знаете, опыт работы в Турции свидетельствует, что в конечном итоге реализуются не те проекты, о которых громко кричат, а которые скрупулезно прорабатываются на всех уровнях — начиная с президентского и кончая техническим. Думаю, что важные практические результаты не заставят себя ждать.

Константин Николаев