Война и «Минск»: три года гибридного мира

Три года назад, 5 сентября 2014 года, представители Украины, России и ОБСЕ подписали первые Минские соглашения. За неделю до этого мы потерпели катастрофическое поражение под Иловайском – неокрепшие, на ходу создающиеся Вооруженные силы Украины не могли противостоять вторгнувшейся на территорию нашей страны регулярной армии РФ. Поэтому делегации нашей страны пришлось поставить подпись под откровенно кабальными договоренностями.

Российская идея «Минска»: впихнуть невпихуемое

В обмен на прекращение боевых действий и освобождение пленных Киев обязался провести амнистию участников незаконных вооруженных формирований, сепаратистов и вражеских коллаборантов; предоставить неконтролируемым территориям так называемый «особый статус»; позволить «властям» сепаратистских анклавов провести «выборы» и признать их результаты; за свой счет провести реконструкцию инфраструктуры и экономики региона и продолжать и впредь финансировать «особые» территории.

Реализация прописанных положений, по сути, означала бы инкорпорирование в тело нашей страны бандитского, вооруженного до зубов, антиукраинского квазигосударственного образования, полностью контролируемого из Кремля. Более того, Украину фактически принуждали к регулярному финансированию такого анклава. Или, если называть вещи своими именами – к выплате дани. Как во времена Золотой Орды.

Нынешний спецпредставитель Госдепартамента Соединенных Штатов по российско-украинскому конфликту Курт Волкер совершенно справедливо назвал подписанный в Минске документ «соглашением о разделе Украины». Но все даже печальнее: Минские соглашения были призваны не только навсегда вернуть нашу страну под контроль Москвы, блокировать любые возможности Киева вести независимую внешнюю (да и внутреннюю) политику, сделать невозможным любой осознанный геополитический выбор, но и похоронить идею реформирования экономики и устойчивого развития. По замыслу кремлевских стратегов, Украина должна была лишиться суверенитета и стать failed state.

Война интерпретаций

Очевидно, подписав столь невыгодный «мир», президент Петр Порошенко надеялся позже «разрулить» и «пропетлять» — благо, положения, прописанные в Минском протоколе, были свалены в неразборчивую кучу, не содержали никакой последовательности, равно как и никакой конкретики. Все это оставляло широкое поле для разночтений и интерпретаций. Да и подписан документ с нашей стороны был вторым президентом Украины Леонидом Кучмой, статус и полномочия которого также нигде не были четко прописаны.

Однако агрессор также попытался использовать хаотичность документа в свою пользу. Используя для этого все свои дипломатические, экономические и силовые рычаги, которых у Москвы всегда было на много порядков больше.

Неожиданно для всех россияне принялись настаивать на выполнении политической части «Минска» (то есть – выборов, амнистии и особого статуса) перед тем, как выполнить соглашение в части безопасности (прекращение огня, допуск международных наблюдателей и передача нашей стране контроля над захваченным участком украино-российской границы).

Дескать, последовательность же не прописана – отчего же не поэкспериментировать, с издевкой вопрошали в Белокаменной? На замечания о том, что такая постановка вопроса (впрочем, как и сами соглашения) элементарно противоречит здравому смыслу, российские политики делали непонимающую мину и несли откровенную околесицу.

Поскольку украинская сторона в ситуации, когда в тебя не перестают стрелять, прогнозировано отказалась законодательно освящать проведение в оккупированных анклавах любых «выборов», Москва принялась давить военными методами. После подписания первой редакции «Минска» обстрелы практически не прекращались. Через несколько дней после подписания «перемирия» оккупанты и их приспешники активизировали штурм Донецкого аэропорта, ставшего символом мужества и героизма наших киборгов.

После захвата в январе следующего года того, что от аэропорта осталось, российско-террористическое командование начало штурм Дебальцево, стянув туда огромные силы – включая регулярные российские подразделения. Тогда же агрессор применил весь арсенал имеющегося в его распоряжении оружия (не считая авиацию и тактические ракеты) – включая 240 миллиметровые самоходные минометы 2С4 «Тюльпан» и тяжелые реактивные огнеметы ТОС-1 «Буратино», которые многие считают самым мощным неядерным оружием на планете.

Второй «Минск», шахтеры и трактористы

Размах битвы за Дебальцево не на шутку всполошил мировое сообщество. 12 февраля 2015 года, в ходе 16-часовых ночных переговоров между Петром Порошенко, Ангелой Меркель, Франсуа Олландом и Владимиром Путиным, родились вторые Минские соглашения, или «Минск-2».

Новый документ, по сути, содержал некую (очень относительную) конкретизацию положений «Минска-1», а также дополнялся положениями о взаимном отводе войск, запрете использования тяжелых вооружений и выводе всех иностранных формирований за пределы Украины. Также «Минск-2» устанавливал некоторые временные рамки: так, огонь должен был быть прекращен не позднее, чем в полночь 15 февраля; через два дня после прекращения огня должен был начаться отвод тяжелых вооружений от линии соприкосновения; в течение 30 дней украинский парламент должен был обозначить на карте территорию ОРДЛО; до конца 2015 года «особый статус» оккупированных территорий должен был быть закреплен в Конституции нашей страны.

Буквально через три дня стало ясно, что второй «Минск» повторяет судьбу первого. Очевидно, что, подписывая соглашение, хозяин Кремля надеялся на падение Дебальцево в течение нескольких часов. Поскольку Вооруженные силы Украины продолжали удерживать город и после прописанной даты прекращения огня, то штурм оккупанты, естественно, не прекратили. Причем Путин не только не осудил – хотя бы для проформы — своих марионеток, но воодушевил их, заявив, что «проигрывать шахтерам и трактористам всегда обидно», но «жизнь есть жизнь, и не нужно на этом зацикливаться».

Будучи окруженными превосходящими силами противника, буквально поливаемые огнем из всех калибров, наши воины вынуждены были 18 февраля покинуть город. После чего активная, маневренная фаза войны в виде масштабных наступательных операций с широким применением танков фактически прекратилась. Стороны окопались на своих позициях, война продолжилась в позиционном формате – в виде артиллерийских обстрелов, использования диверсионно-разведывательных групп и тому подобное.

В течение всего 2015 года на мариупольском направлении продолжались интенсивные бои за поселок Широкино.

Летом того же года российско-террористические войска попытались осуществить блицкриг под Марьинкой. После мощной артподготовки крупные силы противника двинулись в наступление. Благодаря эффективной работе наших артиллеристов наступление захлебнулось. Неприятель понес большие потери, а Марьинка стала первой после Иловайска крупной победой украинского оружия. Она имела огромное символическое значение: демонстрировала, что украинцы наконец-то научились воевать. И что ВСУ имеет в своем распоряжении достаточное количество орудий и боеприпасов, чтобы просто расстрелять наступающие на них колонны.

На фронтах дипломатических и военных

Вместе с тем именно 2015-й стал годом беспрецедентного давления на нашу страну. Убедившись, что повлиять на Москву они не в состоянии, исполненные решимости окончательно закрыть «украинский вопрос», европейские партнеры Украины принялись буквально выкручивать руки официальному Киеву, фактически требуя исполнения нами «Минска» в одностороннем порядке.

Мол, вы проведите амнистию, выборы, залейте регион деньгами и дайте им пресловутый особый статус. А они, может быть, после этого перестанут стрелять. При этом украинскую сторону фактически шантажировали угрозой снятия с Кремля санкций, а также прекращением любой макрофинансовой помощи.

К огромному сожалению, к подобной позиции фактически склонилась и администрация «миротворца» Барака Обамы. Особую активность проявляла помощник госсекретаря по вопросам Европы и Евразии Виктория Нуланд, которой, по слухам, обещали за успешное разрешение кризиса кресло главы Госдепа в грядущей администрации Хиллари Клинтон.

В августе 2015-го г-жа Нуланд лично приехала в Киев, чтобы обеспечить позитивное голосование в стенах Рады за проект конституционных изменений в части особого статуса захваченных россиянами территорий. Тогда, как мы помним, голосование изменений в первом чтении привело к массовым протестам, обернувшимися беспорядками и гибелью четверых нацгвардейцев под стенами украинского парламента. Правда, после трагических событий 31 августа 2015 года наши союзники все же несколько поумерили свой пыл – очевидно, даже до них дошло, что идея «особого статуса» не слишком популярна среди украинских граждан.

Следующий, 2016, год ознаменовался легким тактическим переломом в ходе боевых действий – украинские войска перешли от пассивной обороны к активному давлению на противника. Вследствие чего несколько расширили контролируемый нами плацдарм в районе авдеевской промзоны и на Светлодарской дуге.

Одновременно дипломатическое давление на Киев также свелось к минимуму – и Америка, и Европа вступили в длительные избирательные циклы. В ходе которых, среди прочего, существенно переосмыслили роль России на международной арене: Белокаменная использовала весь имеющийся у нее ресурс, дабы протянуть удобных ей кандидатов (по крайней мере тех, кого она считала таковыми). В итоге, Кремль обрел заслуженную репутацию одной из главных мировых угроз свободному миру.

Как следствие, в 2017 году практически никто из западного истеблишмента не говорит о снятии санкций и не пытается принудить Украину к «Минску» в его российской интерпретации: ни окончательно прозревшая Ангела Меркель, ни активно «мочимый» всей мощью российских fake news Эммануэль Макрон, ни считавшийся ранее пророссийским Дональд Трамп. Более того, глава Белого дома окружил себя отставными генералами, которые испытывают по отношению к Кремлю что угодно, кроме симпатии; избрал политику экспансии на энергетический рынок Европы, ломая так хорошо налаженный российско-европейский газовый бизнес; и подписал беспрецедентно жесткий санкционный Акт (в котором Российская Федерация упоминается рядом с Ираном и Северной Кореей).

Госсекретарь Рекс Тиллерсон и новоназначенный спецпосланник Госдепа Курт Волкер дали понять: принуждать Украину к односторонним уступкам впредь никто не будет; если Москва хочет имплементации политической части «Минска» — пусть выполняет сперва все пункты в области безопасности, включая передачу нашей стране контроля над границей. Кроме того, посланник Волкер призвал увязать вопросы Донбасса и Крыма.

Дальше – больше: Госдеп и Пентагон направили в Белый дом предложения по передаче Украине оборонительных вооружений, а министр обороны Джеймс Мэттис, в компании своих коллег из англосаксонских держав и стран центрально-восточной Европы, появился на военном параде в честь Дня Независимости Украины. Все это дает осязаемую надежду на рост поддержки позиции Киева нашими союзниками вообще и Вашингтоном в частности.

Главная слабость Киева

Одной из главных проблем в деле противостояния российской агрессии, к сожалению, остаемся мы сами.

Три года спустя отечественные власти так и не сформулировали внятную стратегию по отношению к оккупированным территориям. Более того, мы законодательно не решаемся назвать оккупацию – оккупацией, а агрессора – агрессором.

В частности, законопроект «Об оккупированных территориях» вице-спикера Оксаны Сыроид, называющий вещи своими именами, устанавливающий реальный, а не декларативный контроль на линии разграничения и возлагающий на оккупанта всю полноту ответственности за жизнеобеспечение контролируемых им территорий и благосостояние находящихся в оккупации людей, украинская власть упорно игнорирует. Не рассматривается и куда более компромиссный законопроект нардепа Мустафы Найема; а инициатива секретаря СНБО Александра Турчинова в части законопроекта «О деоккупации» так и канула в лету в коридорах Банковой.

И до тех пор, пока мы не решимся назвать войну – войной, оккупацию – оккупацией, агрессора – агрессором, а коллаборантов – коллаборантами, пока мы не станем наконец-то честны сами с собой, ситуация вряд ли сдвинется с мертвой точки.

Максим Викулов