Рейтинг олигархических экономик, или Что общего у Украины и Сингапура

Для начала определим, что и как исследуем. Наш предмет – олигархическая экономика, иначе говоря, экономика, в которой личные связи превращаются в капитал. Предмет весьма странный, что-то вроде круглого квадрата: не зря же политэкономы традиционно используют понятия «личные связи» и «капитал» для описания двух разных экономических формаций.

Личные связи, личная зависимость – отличие феодализма, строя, где царица из любви дарит фавориту землю с «мужичками». Но эта земля еще не капитал: крестьяне продолжают вести натуральное хозяйство и нести натуральные повинности – барщину. Капитал – нечто иное, требующее производства товаров на рынок и обмена их на деньги, а потому капитал – это экономические, безличностные отношения, экономическая зависимость. На рынке человек не более чем функция, его отношение с другим человеком всегда опосредовано товаром. В царстве капитала личные связи исчезают, даже принуждение к труду уже иное – безличное, сугубо экономическое (без плети).

Таким образом, в классической системе понятий существует жесткое разделение: или личное (феодализм), или экономическое (капитализм). Но олигархическая экономика это разделение ломает, создает свою классику, с положительными и отрицательными знаками. В Сингапуре личная воля премьера Ли Куан Ю, направленная на отрицание коррупции, трансформировалась в инвестиции, в капитал, идущий в город-государство. В Украине же личность лидера трансформируется в нечто иное – в продажу госактивов без конкурса, по дружбе. Пример этому – продажа Кучмой в 2004-м «Криворожстали» друзьям Ахметову и Пинчуку. В фазе производства оба актива – сингапурский и украинский – работают как капиталы. Но после прибыль получает специфическое назначение, а именно идет на укрепление политического влияния. В Сингапуре чиновники официально получают процент от роста ВВП, то есть часть добавленной стоимости тратится непроизводительно, просто на то, чтобы поддержать личную приверженность министра или судьи закону (а не кумовству). Другими словами, часть ВВП идет на поддержку курса Ли Куан Ю. В Украине эта часть добавленной стоимости, наоборот, идет на поддержку кумовства. Так вырисовывается особая форма кругооборота «личные связи – товар – личные связи» вместо обычного «деньги – товар – деньги».

Но общая форма в кругообороте скрывает, как мы видели, разное содержание, заданное в конечном счете различием отправных точек. Сингапур начинает переход не ради демократии, а потому там мирятся с экономическим успехом без свобод. Это страна, где, по словам Ли Куан Ю, воплощены идеалы конфуцианства: заботливый правитель отбирает лучших и воспитывает, а, вернее, покупает их верность себе, государству. Одним словом, честная номенклатура, или в переводе на европейские языки – утопический социализм в действии. Не секрет, что именно хорошее управление идеализируют мыслители начиная с Античности и Возрождения.

В Украине же вся каша заваривается ради демократии.

Еще в перестройку ученые ищут объяснение «реального социализма» в понятиях Марксовых формаций. Одну из гипотез выдвигает профессор Восленский, бежавший в 1970-х в ФРГ: «реальный социализм», по его мнению, — метод тотального подчинения государству всех форм жизни, используемый при решении мобилизационных задач. Этот метод может наложиться на любую формацию, приводя ее к вредоносным мутациям, а именно – к замене господствующего класса с собственников на управляющих. «Номенклатура, – пишет Восленский, – гонится прежде всего за властью, а не за экономической прибылью и охотно жертвует последней ради прироста своей власти. Номенклатура не капиталистический, а какой-то другой класс, основанный на власти, а не на собственности и соответственно действующий методом внеэкономического принуждения». Борьба с номенклатурой – нерв начавшихся в 1980-х преобразований. Поэтому нам вряд ли подойдет Сингапур, где вся власть принадлежит чиновникам.

Кроме того, в наших краях интерес в выкладках Восленского представляют два момента: суть номенклатуры и мобилизационная задача.

Для постсоветских стран олигархическая экономика – это господство номенклатуры без сверхзадачи. В Украине уже общее место – критика Порошенко за упорное желание поставить своих людей, вассалов, на все ключевые посты – от премьера до директоров госпредприятий. Что как раз чревато для него рисками (меньший из которых – потеря западной помощи), но, несмотря на это, Порошенко гнет свою линию, добивается прироста власти, т. е. действует в традициях номенклатуры. Чего у президента нет, это сверхзадачи, отчасти поэтому приращение власти выглядит чем-то мелочным и жалким. Из чего не следует, что нужно такой задачей обзаводиться. Добавь сверхзадачу – получишь в пределе экономику КНДР: ведь клан Кимов равно по-хозяйски осматривает баллистические ракеты и бутылки с подсолнечным маслом. А тут уже до принуждения к труду через репрессии рукой подать. Поэтому отсутствие сверхзадач в олигархических экономиках есть положительный момент, придающий такой экономике некоторую гибкость и соответственно шанс на изменение.

Об этом свидетельствует любопытная пара рейтинга – Россия (лидер) и Германия (первая с конца). У The Economist они антагонисты, а когда-то в 1930-х – два сходных режима, энтузиасты тотального контроля, всевластия аппарата на каэндээровский манер. Пропасть между двумя европейскими забияками начинает расти после того, как Германия вынужденно теряет сверхзадачу, а вместе с ней традиции славного клана Круппов, пушечных королей. Россия же демонстрирует иную тенденцию – настойчивое желание номенклатуры оправдать свое существование через сверхзадачу, а также пригодность любого вздора на эту роль. Не стоит говорить, что Украина, выходя из того же отправного пункта, что и Россия, сталкивается с аналогичными рисками – украинская номенклатура тоже ищет (благо найти не трудно) задачу, которая оправдала бы ее всевластие.

В итоге получаем неизбежную относительность оценок. Да, экономические отношения лишены души, но сохранение примата личного чревато олигархической экономикой, а в пределе (появись сверхзадача) репрессивным побуждением к труду. Да, номенклатура в Сингапуре хороша, но, во-первых, лучше не рисковать (в наших широтах легче найти «совков» и нацистов, чем последователей Конфуция), а, во-вторых, мы слишком анархисты, чтобы подчиняться даже очень хорошей номенклатуре.