Посткоммунистическая трансформация внешне везде проходит по-разному: где-то сносят Ленина, а где-то заботливо вешают на стену Мао. Но, в сущности, общего гораздо больше, увидеть его помогают «панамские документы».
Китайский цугцванг: почему почти развитой стране не суждено стать постиндустриальным гигантомЭти документы сообщают, где у кого офшор. Для структурных выводов информации мало, но если добавить другие известные данные, картина станет богаче. Начнем. Дочь экс-премьера Ли Пэна — Ли Сяолинь владеет офшорной компанией и счетами в швейцарском банке. Это неофициальная информация. Официальная — то, что она занимает пост вице-президента энергетической госкорпорации China Datang Corporation. Ли Сяолинь — первая деталь в мозаике. Вторая деталь — сама госкорпорация. Такие структуры в Китае называют «зомби»-корпорациями, так как они существуют, несмотря на неэффективность: доминируют в стратегических секторах экономики, поглощают до 80% банковских кредитов (без отдачи). Вот и первая связь: неэффективность госкорпорации трансформируется в эффективность вице-президента, в офшоры. Третья деталь — реакция государства. Нынешний премьер Ли Кэцян (тоже Ли, но не брат. — М. П.) на всех совещаниях клянется, что примет меры против «зомби», а воз и ныне там, что тоже находит объяснение: мол, нужно сохранять рабочие места, думать о рабочих. А может, нынешний премьер думает не о рабочих, сыновьях и дочерях безвестных родителей, а о вице-президентах. Отсюда вторая связь: личные связи в политической элите трансформируются в положение «капитана индустрии», в индульгенцию от государства.
Рассказ можно дополнить феноменальными успехами в бизнесе зятя Си Цзиньпина, мужа его сестры. Но, пожалуй, не стоит загромождать текст: нас интересуют не грехи членов политбюро КПК, а некоторые выводы о закономерностях посткоммунистического времени. (Чтобы уловить закономерность, вспомним причину, по которой Абромавичус уходит в отставку: от него требуют назначать на руководящие должности в госкомпаниях друзей президента. Госкомпании в Украине тоже не очень эффективны.)
Далее. В «панамских документах» названы восемь действующих или бывших членов президиума политбюро КПК. А в тюрьме за коррупцию сидит один Бо Силай, некогда соперник Си Цзиньпина. Конечно, Си может не знать об остальных семерых, в том числе о себе самом, тогда стоит ждать новых арестов и самоарестов. Но, вернее, действует схема: друзьям можно все, а врагам — закон. Тоже известная схема в восточном углу Европы.
От дел партийной элиты перейдем к влиянию этих дел на экономику. В стране создается некий национальный продукт, стоимость которого распределяется между государством и частным сектором. То, что достается государству, не попадает в частный сектор. А государство помогает «зомби», откуда деньги идут в офшоры. Это не очень хорошо для экономики и не может нравиться частному бизнесу, бизнес-элитам. Думаю, крен в сторону «зомби» (офшоров) одна из причин, побуждающих бизнес к критике власти. Так, Рен Чжицян, миллиардер и строительный магнат, требует в своем блоге свободы слова (теперь его блог заблокирован. — М. П.). Зачем Рену свобода слова? Будь у китайцев доступ к иностранным информресурсам (сейчас нет доступа даже к Википедии), «панамские документы» вызвали бы резонанс в обществе и, может, какие-то подвижки в деле исправления крена. То есть у бизнес-элит есть претензии к власти, по вине которой они упираются в потолок роста, а потому их начинают интересовать свободы. Однако эти же элиты готовы примириться с властью как с меньшим из зол, народного бунта они тоже боятся. Перед нами еще одна закономерность: все всем в бизнес-элитах недовольны — все голосуют за. (Чтобы уловить эту закономерность, вспомним поведение бизнес-элит в России.)
Маоизм без Мао: истоки ренессанса китайского коммунизмаВласть боится народа, поэтому блокирует доступ к информации: без Google — попробуй узнай о «панамских документах». Но та же власть натравливает народ на возможную оппозицию, превращает массы в свою цепную собаку. В последние годы в китайских соцсетях доминирует тренд — сплав национализма с маоизмом, который на постсоветском пространстве назвали бы красно-коричневым. Журнал Foreign Policy на основании своих полевых исследований в Китае пишет, что слова «западные СМИ» воспринимаются китайцами как синоним лжи, необъективности, двойных стандартов. «Американские СМИ снова лгут о Южно-Китайском море» — типичный заголовок для прессы КНР. Панамскую же историю пресса КНР комментирует так: «новое средство идеологической борьбы Запада против незападных политических элит». Разворот в красно-коричневую сторону начинается в 2000-е, после краткого периода прагматизма. Это еще одна закономерность. То же нетрудно наблюдать в России.
Все эти закономерности вписывают Китай в общую историю посткоммунизма, лишают его ореола «китайского чуда», а вместе с тем устанавливают потолок: Китай — сверхдержава, но в своем втором, или посткоммунистическом мире. Слово «посткоммунизм» отсылает к чему-то временному, переходному, но, похоже, это устойчивое состояние целого ряда государств в Европе и Азии, которые невозможно записать ни в развитый, ни в третий мир. Это второй мир, тянущийся и ненавидящий первый и именно из-за своего странного сочетания офшоров с красно-коричневой пропагандой не способный к решительной мировой победе.