Ілюзії мають незвичайну силу. Солодке, що гріє почуття власної правоти, заспокійлива атмосфера загального благоговіння, які б мотивували пориви бездонного оптимізму і непристойної самовпевненості. Яка нормальна людина відмовиться від подібного? Навіть Зигмунд Фрейд був змушений визнавати: ілюзії приваблюють нас тим, що рятують від болю, а в якості заміни приносять задоволення.

Об этом пишет Хвыля.

Внешняя политика Украины – это история об иллюзиях, они формируются, зачастую неосознанно, проникают в массовое сознание, создают огромный информационный пузырь, в котором в едином радостном солидарном порыве начинают жить миллионы людей. Так продолжается до тех пор, пока иллюзии не входят в противоречие с частью реальности, и не разбиваются вдребезги. Так было в 2014 году.

Надо отметить, что в последующие 2-3 года был позитивный и обнадёживающий процесс взросления нации, частичного избавления от иллюзий. Но нет, искушение выдать желаемое за действительное, в упор не замечать негативных тенденций снова взяло верх. Попытки сыграть, если не в мировую, то, хотя бы в региональную политику, трезво искать партнёров перед лицом опасности, сменились надуванием пузыря самообмана в надежде пережить трудные времена.

Создавшаяся атмосфера позитивного самодурства, но с привкусом героического эпоса, приправленного православной христианской жертвенностью и самобичеванием, нежно оградила Украину от внешнеполитической реальности, оберегая её от многих «ненужных» раздражителей. Россия, констатировав провал политики быстрой дезинтеграции Украины и выхода через него на новую систему взаимодействия с глобальными игроками, уже в 2015 году серьёзно скорректировала свою политику. Выход на новые кризисные площадки, подъём ставок, и, одновременно с тем, активный поиск точек соприкосновения интересов с оппонентами, были отображением перехода к «игре в долгую» ради той же цели — фиксации своей функции в меняющемся мировом порядке.

А пока в кремлёвских кузницах ковалась новая внешнеполитическая доктрина, мы продолжали жить в альтернативной реальности «международного антироссийского фронта». Наблюдали изменение риторики, отход в небытие темников о «Новороссии» и «хунте», не задавая себе вопрос «почему это происходит, и какая политика приходит на смену неудавшемуся блицкригу?».

В результате, сегодня, приходится констатировать, что мыльный пузырь снова разрушается, нанося тяжёлые травмы многим представителям общественности, искренне верившим в иллюзию, которую они так не хотят отпускать. Агрессия РФ против Украины, сменив формат на рубеже 2016-17 годов, вышла на новый уровень и, уже к 2020-21 должна подойти к своим кульминационным моментам, когда стороны должны наконец решить, чего они хотят от сложившейся ситуации. Инциденты вокруг возвращения российской делегации в ПАСЕ и нормализация отношений между Западом и РФ ломают привычную для Украины картинку мира. А выборы президента и парламента подняли на поверхность ряд вопросов, разморозивших глубинные внутренние проблемы государства и общества.

Мы подошли к этапу – на самом деле, неизбежному и очевидному, когда международные вызовы, нависающие всё это время над Украиной, начали просачиваться сквозь белую пелену тонкого, мягкого тумана иллюзий, безопасного однообразия и спокойной повторяемости. Кто же из нас хочет выходить из тёплой ванны в холодный и суровый реальный мир?

Впрочем, сегодня мы вынуждены об этом говорить, поднимая темы, которые, вероятно, мало кто желает слышать. Однако мы считаем, что дискуссия необходима, и даже если она обречена на провал, свою позицию мы изложить обязаны. В конце концов, ставки слишком высокие, чтобы ситуацию игнорировать, а угрозы, которые исходят для Украины повлияют на будущее всего государства и миллионов людей на десятки лет вперёд.

 

Двуликий Янус: Запад и Россия в условиях смены миропорядка

До 1998 года, отношения по оси РФ-ЕС и РФ-США находились в состоянии неопределённости и, отчасти, базировались на иллюзорных схемах, выстроенных всеми фигурантами. Если конкретнее:

  • Российская Федерация периода Ельцина находилась в состоянии экономической и политической трансформации, периода создания новых политических элит и (в период после 1996 года) усиления олигархических кланов. Во внешней политике Кремль не мог окончательно сформулировать долгосрочные приоритеты, разрываясь между желанием, как минимум сохранить, свою «сферу влияния» и надеждами на новый формат взаимодействия с Евросоюзом и США. К концу 90-х, на фоне усиления олигархов, политика трансформировалась в сторону обеспечения максимальной выгоды для олигархических групп, в том числе экономического влияния на сопредельные государства. В таком формате реальные политические преобразования были нужны лишь в качестве ширмы «демократизации», способной обеспечить условия для выхода на европейский и американский рынки.
  • Европейский Союз, проводя политику расширения за счёт бывших членов социалистического блока, не имел чёткой политики в отношении постсоветских государств (за исключением стран Балтии), считая, что этот регион — зона исключительной ответственности РФ. При этом, отдавая инициативу Кремлю, страны ЕС сами не могли сформулировать контуры будущих отношений с «новой Россией». Главный подход в этот период — чтобы не было проблем.
  • США планомерно усиливали своё присутствие в ряде регионов, в том числе в Польше, не воспринимая РФ как угрозу своему доминированию и считали излишним пытаться проводить активную политику в бывших «национальных республиках». Кроме того, функционал России как места притяжения миграционных потоков из постсоветских стран, устраивал Соединённые Штаты, поскольку такое положение вещей уменьшало вероятность возникновения новых кризисов, в которые им, среди прочих, придётся вмешиваться.

После прихода к власти Владимира Путина, российская политика сделала резкий разворот в сторону сохранения статуса глобального игрока с возможным расширением сфер своего влияния сразу в нескольких регионах. Этот курс нашёл поддержку в странах ЕС и США, которые, среди прочего, видели в России возможный противовес усиливающемуся Китаю.

Однако перелом в отношениях произошёл в середине нулевых, когда Запад попытался оказать влияние на постсоветское пространство (поддержка Украины и Грузии) с целью ограничения активности РФ на европейском направлении (в связи с кризисом на Балканах и расширением НАТО). Странам Запада, рассматривающими Россию как противовес Китаю и его союзникам, была невыгодна экспансия РФ на запад, и они попытались ограничить её путём мягкого воздействия на процессы в российском «ближнем зарубежье», дабы направить РФ на восток. В Москве эти попытки восприняли как посягательство на их зону интересов и свой «задний двор». Дескать, Запад пытается угрожать «жизненному пространству» РФ в бывших советских республиках.

Тем не менее, демонстративное включение Кремля в форматы диалога супердержав (G8, форум Россия-НАТО, G20 и т.д.), подчёркивали восприятие российских элит как важных партнёров. РФ как государство в этот период окончательно закрепила за собой статус одного из основных поставщиков сырья на европейские рынки. А война в Грузии и газовые конфликты с Украиной позволили Москве сохранить за собой влияние на свою геополитическую периферию.

Таким образом, к 2014 году в отношениях Запада и РФ вырисовался компромисс касательно политического влияния РФ на европейском континенте. При этом, в отношении Украины, Молдовы, Грузии и ряда других государств признавалось право Кремля на защиту своих интересов посредством политических и/или экономических рычагов.

Этим объясняется первая, достаточно вялая реакция ЕС и США на аннексию Крыма и начало войны на Донбассе. Санкции, которые бы затрагивали интересы Российской Федерации либо её элит, начали вводиться лишь после того, как были затронуты американские и европейские интересы — боевиками был сбит малазийский Боинг MH17. Даже переговоры в «нормандском формате», первые минские соглашения, согласованный в 2015 году «комплекс мер по выполнению минских соглашений» и декларация, подписанная главами государств, фиксировали поиск компромиссного решения, в частности тезис о переговорах с РФ относительно будущего сотрудничества с Украиной. Вот цитата из подписанного в феврале 2015 года документа: «Они также поддерживают трёхсторонние переговоры между Европейским Союзом, Украиной и Россией в целях выработки практического решения вопросов, вызывающих обеспокоенность России, в связи с выполнением Соглашения о глубокой и всеобъемлющей зоне свободной торговли между Украиной и Европейским Союзом».

На фоне неработающих международных механизмов сдерживания (торпедированных глобальными игроками на протяжении последних 20 лет) и вялой позиции ЕС и США, Россия сознательно пошла на повышение ставок, стремясь максимально расширить формат обсуждения будущих отношений и «прокачать» свою переговорную позицию, вынудив Запад снова искать уже новый формат компромисса по разделу зон интересов в регионе и мире.

Для этого, Москва активно использовала «фланговую дипломатию», войдя сразу в несколько международных кризисов, где одновременно затрагивались её интересы, и была возможность получить лишний рычаг воздействия на Запад. Начиная с Сирии и заканчивая Африканским континентом, Россия начала усиливать свою вовлечённость в мировые процессы.

ЕС (в меньшей степени) и США (в большей) пытались в ответ усилить санкционное давление на Кремль. Однако, поскольку каждое из государств, даже Германия и Франция внутри Европейского Союза, преследовали собственные цели, говорить о консолидированной позиции «большого Запада» не приходилось. Этим, в свою очередь, пользовалась Россия, предлагая каждому из игроков свои варианты компромисса, либо развития отношений. С Францией – сохранение и расширение совместных программ на территории РФ, экспансия на африканские рынки, безопасность и борьба с терроризмом в районе Средиземного моря и поддержка в конфликте в Ливии. С Германией – проект газопровода «Северный поток-2», возрождение торгово-экономических связей, альтернативный «защитный щит» и решение проблемы беженцев, а с США – возможный обмен уступками по различным кризисным площадкам (Венесуэла, Сирия, Ливия, Афганистан, Арктика, КНДР, Иран).

Такая «точечная дипломатия» с помощью поиска взаимных интересов по вопросам международной политики дала свои плоды уже в середине 2016 года, когда ключевые глобальные игроки окончательно осознали кризис существующего мирового политического устройства, скорый передел сфер влияния, продиктованный глобальными экономическими переменами. Строя свои планы на будущее, каждый из участников процесса ставил перед собой собственные цели:

  • США — сохранить позиции технологического лидера, уменьшая собственные затраты на выполнение роли «глобального полицейского», отдавая решение проблем регионов коалициям государств.
  • Германия стояла перед проблемой выбора своей роли, являясь глобальным игроком де-факто (особенно, с точки зрения экономики, но не политики), но не желая при активно входить на кризисные площадки за пределами европейского континента.
  • Франция, наоборот, ярко обозначила своё стремление играть более важную роль в мировой системе усиливая свои позиции в Европе, Африке и Азии в качестве противовеса китайско-американскому биполярному противостоянию.

Фактически, после 2016 года, США, Франция и Германия, с точки зрения поставленных целей развития, стали, скорее, конкурентами, чем партнёрами. При этом все три перечисленных государства в качестве угрозы реализации своих планов видят усиление китайского влияния. В связи с этим Вашингтон, Париж и Берлин подошли к необходимости пересмотра своей политики в отношении России. Активизация противостояния с ЕС и США толкала Москву на сближение с Пекином. Такой дрейф не в интересах «Большого запада». С другой стороны, за период, 2014-17 годов, Киев не демонстрировал большой скорости реформ, скатываясь к старой системе олигархических договорённостей как основы функционирования государства. Более того, постмайданная власть, не смогла за прошедшие годы предложить своего функционала не только в стратегической перспективе, но даже на краткосрочный период 5-10 лет.

Грубо говоря, в ключевых столицах не получили ответ на простой вопрос «Зачем нам нужна Украина?». Такие процессы плавно подвели значительную часть представителей американских и европейских политических элит к мыслям о необходимости поиска новых компромиссов с Россией.

Неприятная необходимость и нежеланное предательство

Контуры будущей нормализации отношений между Западом и Россией начали проявляться особенно чётко и ярко на протяжении последних 2 лет. Этому способствовали несколько факторов:

  • Смена власти в странах Евросоюза. Старые либеральные центристские элиты, дискредитированные скандалами, устаревшей повесткой и экономическим простоем, вошли в кризис. В некоторых странах их сменили менее системные, более мобильные и радикальные политические силы (Италия, Швеция, Финляндия, Австрия, Чехия, Бельгия), многие из которых тяготеют к нормализации отношений с Россией, а не долгосрочной конфронтации с ней. В других государствах ЕС они удержались при власти, но ослабли настолько, что противостояние с РФ более не могут себе позволить (Франция, Германия, Испания, Дания, Латвия, Литва, Эстония, Румыния, Болгария). Решающим аккордом избирательной волны на европейском континенте, изменившей политические приоритеты ЕС в отношении РФ, стали выборы в Европейский парламент и смена европейских лидеров. Вместо старых либералов, стоявших у истоков формирования антироссийского консенсуса (и сопровождающих его санкций), пришли более гибкие, европоцентричные люди, склонные к прагматизму на российском направлении.
  • Эрозия трансатлантического альянса. Резкое ухудшение отношений между США и Европой ввиду слишком явных и принципиальных различий во взглядах на актуальные проблемы миропорядка породили в ЕС некую смесь страха перед коллапсом старых союзов и решимости избрать себе альтернативный путь развития. Ведомые франко-германским тандемом, европейские государства, оказавшись перед перспективой дальнейшего обострения противостояния с Вашингтоном, вынуждены искать альтернативных партнёров, особенно в области безопасности, для диверсификации политического влияния. Россия является одним из таких потенциальных партнёров, что часто подчёркивается с обоих сторон.
  • Растущее глобальное напряжение. Рост количества беженцев по всему миру, обострение регионального противостояния на Ближнем Востоке, крах старых режимов в регионе Сахеля, эскалация американско-китайской торгово-технологической гонки – всё это вынуждает Европу искать дополнительные ресурсы и рынки сбыта, ограждать себя от внешних угроз, в том числе путём тушения тех конфликтов, которые прямо влияют на их национальную безопасность или мешают в продвижении своих интересов. Конфликт в Украине с точки зрения Европы – это досадное препятствие.
  • Смена парадигмы восприятия России. Осаждённая санкциями и оказавшись под давлением после 2014 года, Россия развернула целую международно-политическую кампанию, объединяющую черты информационно-психологических операций, военных интервенций, политического шантажа и фланговой дипломатии. Главной целью стало принуждение Запада к ситуативному перемирию, собирание различных «козырей» в других конфликтах, усиление международных позиций Москвы и изменение восприятия РФ в мире (нейтрализация образа агрессора после 2014 года). В рамках этой стратегии, Россия действовала в Сирии, Венесуэле, Молдове, на Кавказе, а также выстроила многочисленные ситуативные альянсы с Турцией, Саудовской Аравией, Израилем, Катаром, Ираном, Францией. Это позволило Кремлю играть на шахматной доске многими фигурами, и в конечном счёте изменить восприятие Запада, вынуждая его поверить в то, что РФ может быть полезнее в качестве партнёра, нежели долгосрочного врага.
  • Усиление роли Китая в мире. Восхождение Китая посеяло обеспокоенность во многих европейских столицах, а также в Вашингтоне. Одной из главных геополитических катастроф для Запада было и остаётся формирование сильного альянса РФ и Китая в Евразии. Соответственно, стремительное сближение России и КНР в последние годы вынуждает Европу и США пересматривать свою политику в отношении Москвы и искать другие пути сотрудничества, дабы не допустить формирования могущественного антизападного альянса.
  • Осознание провала «украинского проекта». За последние 5 лет Украина не сумела выполнить взятые на себя обязательства перед Западом. Торможение реформ, провал борьбы с коррупцией, неспособность привести в порядок бизнес-климат и налоговую систему, отсутствие инициативности и активности по вопросам Донбасса и Крыма – всё это привело к разочарованию и «усталости» Запада, часть элит которого всё меньше верит в эффективность антироссийских санкций и идею сотрудничества с Украиной как альтернативы РФ.

 

Неудивительно, что под давлением вышеописанных факторов, страны Запада начали осторожный разворот в своей политике относительно Российской Федерации.

Сперва страны-члены ЕС смягчили свою антироссийскую риторику, затем сбавили обороты в введении новых санкций и усилении старых. После этого, участились взаимные визиты и дружеские поездки. Вопрос Крыма и Донбасса постепенно сошёл на нет, а встречи «нормандского формата» стали размываться в потоке гораздо более важных для европейцев проблем международного характера на фоне внутреннего структурного кризиса в самом ЕС.

В практическую плоскость разворот Запада перешёл уже в этом году, когда российскую делегацию цинично вернули в состав ПАСЕ, несмотря на протесты Украины. Это была невероятной мощи оплеуха не только международному правопорядку, но и политике самой Украины. В такие моменты руководство страны (или, как минимум, профильных ведомств и министерств) должны с позором уходить в отставку.

Масла в огонь подлили дальнейшие скандальные заявления Эммануэля Макрона о необходимости нормализовать отношения с Россией и вмонтировать её в европейскую систему безопасности. А в июле крупнейшие государства мира впервые начали обсуждать перспективы и условия возвращения РФ в «Большую семёрку», причём произошло это с подачи наших «стратегических союзников» США и Франции. Это не говоря уже о проекте «Северный поток-2», «Турецком потоке», Ливии, Иране, Палестине, Сирии и других вопросах мирового порядка, по которым Запад уже активно сотрудничает с Россией.

Позиция Франции и Германии, являющихся главным двигателем этого перелома, довольно проста: осторожное сотрудничество с Кремлём лучше, чем перманентное противостояние. В условиях стремительно меняющегося мирового порядка, ухудшения отношений с США, неудачных попыток наладить долгосрочную кооперацию с Украиной, франко-немецкие элиты всё больше склоняются к широкому компромиссу с РФ, дабы открыть себе путь к полноценной торговле и реализации необходимых им проектов. А для этого – надо поскорее «закрыть» вопрос конфликта на востоке Украины. Поскольку официальный Киев не представил своего видения урегулирования ситуации, то единственный путь – это выйти на какой-нибудь минимально приемлемый для всех компромисс, подобно тому, что произошло в Молдове весной этого года.

Страны Восточной Европы – наши ближайшие и естественные союзники – находятся на опасной растяжке. С одной стороны, конфликт в Украине несёт для них реальные военно-политические риски. Они прекрасно понимают масштабы угрозы, исходящей от политики РФ на постсоветском пространстве. Поэтому, для них поддержка Украины – вполне закономерный и логический шаг. С другой стороны, немногие из них готовы глубоко вовлекаться в этот конфликт и конфронтацию с Россией. Поддержка Украины – это одно, но втягивание в противостояние с РФ ради Украины – это совсем другое. И здесь у многих государств проявляется двойственность их политики. С одной стороны, исторические и политические причины не дают им возможности говорить о полноценной нормализации отношений с Москвой. С другой стороны, возрождение региональной торговли, заморозка конфликта и дальнейшая маргинализация Украины как субъекта международных отношений – не такая уж и плохая перспектива, особенно когда сама Украина, требуя поддержки своей позиции, провоцирует конфликты с этими странами. В конце концов, Польша, последовательно поддерживающая Украину в конфликте с Россией, всё-таки проголосовала за возвращение делегации РФ в ПАСЕ на Совете Министров в апреле этого года.

Ещё один ключевой для нас региональный игрок – Турция – также пережила кардинальную смену внешнеполитического вектора: от конфронтации с Россией на рубеже 2015-2016 годов до примирения, нормализации и согласованности по критическим вопросам региональной повестки уже в 2018 году (Сирия, энергетика, безопасность, военные закупки). Этот процесс обеспечили несколько факторов.

  1. Нерешительность западных союзников. США и НАТО отказались (а часть из них были не готовы) помогать Турции в её противостоянии с РФ после инцидента со сбитым в 2015 году российским самолётом. Более того, администрация Б. Обамы отказалась продавать туркам системы «Patriot», а Европа побоялась идти на конфронтацию с РФ, усиливая своё военное присутствие в Турции через НАТО.
  2. Неудачный переворот 2016 года. В Турции до сих пор считают Запад причастным к перевороту, особенно после того, как ЕС раскритиковали Эрдогана за масштабные репрессии против оппозиции после переворота (вместо того, чтобы, как он считает, его поддержать как союзника НАТО), а США отказались выдать Анкаре проповедника Фетуллаха Гюлена.
  3. Ближневосточная политика США. Поддержка Соединёнными Штатами сирийских курдов, энергетических проектов Израиля и Египта в Восточном Средиземноморье и попытки саудовцев совершить переворот в Катаре также ухудшили отношения между Анкарой и Вашингтоном, а также в целом НАТО.
  4. Консолидация власти Реджепа Эрдогана. По мере усиления властной вертикали Эрдогана, внешняя политика Турции всё больше дрейфует в сторону превращения страны в региональную супердержаву. Анкара существенно усиливает свои позиции в акватории Чёрного Моря, на Балканах, в Восточной Европе и на Кавказе. Выход на новый формат, попытки усилить своё влияние, естественно, вызывают напряжённость в отношениях Турции сразу с несколькими глобальными игроками. На этом фоне использование тактической поддержки Москвы является логичным шагом Анкары и, заодно, объектом политического торга с Вашингтоном и Брюсселем.

 

На этом фоне Украина демонстрирует отсутствие долгосрочной стратегии на турецком направлении, концентрируясь на вопросе защиты прав крымских татар и необходимости «реагировать на агрессивную политику РФ». Турция действительно реализует масштабные программы поддержки крымскотатарского народа, но они никак не согласовываются с Украиной. С точки зрения современных турецких интересов, акватория Чёрного моря должна стать их зоной интересов. В рамках этой политики, Турция планомерно усиливает влияние в Грузии, Болгарии, Румынии. Даже согласие на религиозную комбинацию Вселенского патриарха с созданием ПЦУ, которая, в перспективе ослабляет РПЦ, увеличивает рамки самостоятельной политики для церквей Румынии и Болгарии, уменьшая влияние России.

На фоне таких процессов влияние на крымских татар обеспечивает присутствие турецких интересов на севере Чёрного Моря, независимо от того, какое из государств контролирует сегодня Крымский полуостров. Поэтому не удивительно, что Анкара не присоединилась к санкциям, наложенным на РФ даже за аннексию Крыма, не говоря уже о более поздних пакетах, и продолжает торговлю с полуостровом.

Соединённые Штаты Америки, на фоне идущей трансформации экономики и, как следствие, изменения баланса сил в мировой политике, преследуют ключевую цель сохранить за собой статус глобального гегемона. Это можно обеспечить за счёт обеспечения безоговорочного технологического и научного лидерства, для чего необходима концентрация ресурсов и максимализация прибыли от старого индустриального уклада.

Исходя из этого логичной выглядит политика нынешней администрации Дональда Трампа по отказу от функции «мирового полицейского» с её передачей коалициям дружественных региональных игроков (в важных для США регионах) и стимулирования нести издержки по поддержке мирового порядка для конкурентов. Одна из задач — заставить нести издержки КНР и перестать финансировать «зонтик безопасности» над Европой, создавая на континенте, среди прочего, региональные коалиции, которые будут уравновешивать возможное усиление Германии и России.

При этом США не заинтересованы в дезинтеграции РФ, опасаясь усиления КНР. Им так же не выгодна коалиция Москвы и Пекина. В связи с этим логичной выглядит политика США по поиску формата «большой сделки» с Российской Федерации, которая бы зафиксировала зоны ответственности сторон, причём на условиях Вашингтона. Для обеспечения более сильной переговорной позиции используется механизм санкций, который не разрушает Россию сегодня, но ослабляет её технологический потенциал, уменьшая влияние в перспективе 10-15 лет.

На этом фоне Украина могла бы стать частью системы, выстраиваемой Соединёнными Штатами и, как результат, получить свои бонусы в виде финансовой, технологической и политической поддержки. Более того, от нас ожидали (и пока ожидают) практических предложений по будущему функционалу страны в мировой и региональной системе. Но поскольку идей никаких нет, и Украина продолжает оставаться преимущественно пассивным партнёром, её роль для американского истеблишмента маргинализуется, переходя в разряд второстепенного вопроса дальней периферийной политики. В результате, Украина выглядит для США «чемоданом без ручки»: нести неудобно, но и бросить жалко. А с учётом довольно частых «фэйлов» Украины в политической коммуникации с США (поддержка Х. Клинтон в 2016 году, попытка поиграть в компромат против Джо Байдена в 2020 году), мы всё больше скатываемся в элемент торга между США и РФ.

Российская Федерация заинтересована в сохранении статуса глобального политического игрока, имеющего ключевую роль в обеспечении безопасности и стабильности сразу в нескольких регионах. Это позволит, несмотря на относительно скромные размеры собственной экономики, получить возможность технологического рывка и обеспечить себе будущее в ядре (либо полупериферии) нового индустриального уклада. Грубо говоря, остальные участники процесса готовы передать необходимые ресурсы (знания, технологии, деньги) под выполнение РФ своих функций участника системы обеспечения мирового порядка. Но они не будут даже пытаться проводить такую политику в отношении РФ — сырьевого экспортёра.

Российские элиты понимают и принимают создавшиеся условия, пытаясь усилить свои переговорные позиции, демонстрируя присутствие, способной влиять на процессы, сразу в нескольких проблемных регионах. Это, кроме Украины: Балканы, Восточная Европа, Сирия, Иран, КНДР, Северная и Центральная Африка, Ближний Восток, Венесуэла и Куба. При этом в Кремле чётко осознают, уязвимость в среднесрочной перспективе, которая обусловлена растущим технологическим отставанием. Но, в краткосрочной перспективе, до 2024-25 годов, благодаря хорошим уровням цен на сырьевые группы товаров, Россия может себе позволить активное участие сразу в нескольких кризисах.

И, если проанализировать российские государственные отраслевые программы среднесрочного развития (до 2030-35 годов), во всех документах есть два этапа:

  • экономические реформы и совершенствование правовой базы для привлечения иностранных инвестиций и развития научно-технического сотрудничества. Во всех документах, даже в стратегии развития сырьевой отрасли РФ, этот этап планируется завершить к 2024-26 году
  • новый этап отношения с развитыми странами мира, основанный на мощной экономической кооперации, который должен начаться не позднее 2024-25 годов.

 

Таким образом, Россия, поднимая ставки в политическом диалоге, посылает сигналы в виде трансформации своей правовой системы и готовности к реализации масштабных экономических проектах. Одновременно с этим, играя на противоречиях США, ЕС, Китая и, даже Турции, проводит активные консультации на тему выстраивания новых отношений с каждым субъектом международной политики. Общее в подходах — признание за РФ статуса глобального игрока со своей «периферией» и зонами своего влияния.

 

Украина на распутье

В основе внешней политики Украины всегда лежали три классические ошибки, которые стали в особенности актуальными и острыми после начала войны в 2014 году:

  • Ошибка восприятия (самих себя в мире, мира вокруг нас, отношений с Западом, санкций и т.д.);
  • Ошибка коммуникации (на базе неправильного восприятия ошибочная коммуникация с внешней аудиторией, для которой зачастую использовались меседжи и нарративы из внутриполитической повестки);
  • Ошибка действий (на базе неправильных восприятия и коммуникации, действия государства фактически осуществлялись «вслепую» и «на авось»).

 

Можно констатировать, что в вопросах Донбасса и Крыма Украина потеряла инициативу ещё на рубеже 2016 года. Официальный Киев не сформулировал своих приоритетов в вопросах Донбасса и Крыма, не создал своей концепции, сценарного плана возврата территорий. Вся коммуникация на международном уровне сводилась к «выполнению Минских соглашений на наших условиях» и ожиданию того, что РФ пойдёт на такой вариант развития событий под действием санкций. В вопросах Крыма отсутствие своего видения вылилось в то, что Кремль смог вывести тему аннексии полуострова из активного обсуждения.

Последняя «глобальная» попытка навязать свою повестку — это идея Петра Порошенко о миротворцах на Донбассе. Однако, поскольку за самой озвученной идеей не последовало разработанного плана, концепции реализации, она была отложена «в долгий ящик» и вновь поднята уже как инициатива Владимира Путина.

В остальном тактические успехи Украины (поднятый вопрос Азовского моря, фиксации факта агрессии в международных документах, суды по контрактам) никоим образом не влияли на стратегию нашего поведения — мы по прежнему ожидаем, что более мощные государства решат  за нас наши проблемы. Данная уверенность подкрепляется умело созданной иллюзией про нашу чрезвычайную важность, ключевую роль в политических и экономических процессах на континенте. При этом украинская дипломатия не сформулировала приоритетов своей работы, сконцентрировавшись на получении «помощи» от стран ЕС и США — именно «помощь» стала мерилом эффективности политики, поддерживая иллюзию о «важности». Ведь если помогают — значит мы важны и нужны. При этом ни для европейских игроков, ни для США наша страна не сформулировала ответ на вопрос «зачем им Украина?», вопрос, выходящий далеко за рамки конфликта на Донбассе и в Крыму.

На этом фоне вполне прогнозируемой была коррекция политики наших партнёров. Германия, Франция, США понимают «зачем им нужна Россия», отсутствие понимания нашего функционала, делает Украину объектом для возможного обмена, взаимных уступок.

Россия, идя на уступки США в Венесуэле, КНДР, в политике по отношению к Ирану в Сирии пытается выйти на диалог по «большой сделке» (о чём мы уже дважды писали в достаточно объёмных текстах). С ЕС, предлагая расширение экономического сотрудничества, параллельно демонстрирует прогресс в переговорах по Приднестровью, демонстрируя работающий алгоритм «стабилизации», который удовлетворяет всех игроков (за исключением, возможно, самой Молдовы). Система теневых договорённостей, в результате которой была создана парламентская коалиция из проевропейских и пророссийских сил в парламенте создана на фоне фактической реализации «плана Козака» по Приднестровью (пусть и не называя его таковым).

Для нас Молдова — это чрезвычайно опасный пример, который демонстрирует, что без внятной собственной позиции мы можем оказаться площадкой для реализации компромисса глобальных игроков, в котором видны их, но никак не наши интересы.

Процесс, набрал обороты ещё в 2018 году, в 2019, на фоне смены власти в Киеве, Москва будет пытаться использовать краткий переходный период (период формирования системы власти в Украине) для того, чтобы закрепить промежуточные результаты, в том числе активизировав диалог по Минскому процессу. Задача минимум — зафиксировать разделение вопросов Донбасса и Крыма, реанимировать «формулу Штанмайера», вынуждая Киев к существенным уступкам, создать условия для частичного выхода из-под санкций. Задача максимум — закрыть украинский вопрос в рамках «большой сделки», где РФ сохраняет и усиливает влияние на украинскую политику, создаёт фактически самостоятельный анклав, финансируемый Украиной, окончательной снимает вопрос Крыма с повестки дня.

 

Рекомендации: из любой ситуации есть выход

Основная рекомендация, которую сегодня можно дать властным элитам — перестать верить в иллюзии. Как в иллюзии своей значимости, так и в сказки про существование «проукраинской коалиции на международной арене» либо «готовности России к равноправному диалогу». Выйти на формат реалистичной политики, которая, как минимум, предполагает:

  • Трезвую оценку нашей сегодняшней ситуации, внешних влияний и внутренней базы, порогов устойчивости государства, запаса ресурсов (под которым понимаем: время, возможности дипломатии, интересы глобальных игроков, которые возможно использовать и т.д.)
  • Осознание того, что без собственных активных действий внешняя (да и внутренняя ситуация) с каждым днём будет ухудшаться.
  • Понимание того, что любое международное давление на РФ преследует в первую очередь интересы тех государств, которые давят. Если мы хочем достигать успеха, мы обязаны сформулировать как минимум понимать эти интересы (не всегда связанные с Украиной) дабы корректировать нашу коммуникационную стратегию исходя из них.

Следующий этап, который необходимо провести в кратчайшие сроки — это проведение ревизии внешней политики с определением краткосрочных приоритетов — выбрать направления, по которым наше ослабление недопустимо, поскольку влечёт создание стратегически проигрышной конфигурации внешних сил. Одновременно с этим выбрать ключевые направления, по которым, объединив все имеющиеся ресурсы, мы можем получить позитивные результаты, дающие эффект на формирование благоприятной эко-системы вокруг Украины. Таковыми, например, могут быть:

  • международные суды в отношении Российской власти либо российских компаний (в первую очередь вокруг финансовых вопросов, начиная от судоходства, заканчивая вопросами собственности);
  • выход из конфликтов с соседними государствами и создание рабочих групп по развитию двухстороннего сотрудничества с каждым из них (речь, естественно, не идёт о России);
  • консультации с Турцией с целью определения формата сотрудничества по вопросам Крыма и крымских татар. Отдельно, к таким консультациям необходимо проработать планы и предложения по вопросам, интересующим Анкару. Это, например, логистика, водный путь Е-40, промышленная кооперация и научно-техническое сотрудничество (в том числе в военной сфере);
  • Установление доверительных и прагматических отношений с Западом для привлечения их крупного капитала и снижения рисков эскалации.

 

Второе направление — ревизия программ, направленных на восстановление Донбасса и создание собственного видения реинтеграции территорий. Необходимо публично признать, что проблема войны на востоке страны имеет характер затяжного конфликта и не имеет окончательного решения (полной реинтеграции) в перспективе как минимум 10 лет.

Признание факта наличия затяжного конфликта, даёт возможность трезво взглянуть на состояние дел на свободной части региона. Нужна программа развития, суть которой не в «восстановлении разрушенного»,  а в постройке объектов, которые могут стать основой роста новой экономик региона, структура которой разрушает систему моногородов и старого уклада Донецкой и Луганской областей. Программа, которую начинаем реализовывать на собственных территориях, может быть мультиплицирована на новые районы по мере восстановления контроля над ними.

Направления, по которым стоит работать — это инфраструктура (крупные проекты), демография, информационная политика, соцальная сфера, образование и безопасность.

На основе этих планом Украина пересматривает подходы к международной помощи на уровне государства, так и идущей на нужны Донбасса. Правительство расставляет приоритеты, предлагая донорам сотрудничество по определённым нами целям, а не в соответствии с их видением, сформированным в Берлине, Берне, Париже, Вашингтоне либо Москве.

Изменение экономической политики и укрепление социальных институтов. Естественно, за 5-6 месяцев, о которых идёт речь, мы не сможем выйти на глобальные изменения. Речь о другом — рациональном выборе приоритетов. На основе анализа интересов глобальных игроков можно определить сферы их экономических интересов в регионе. И именно по этим направлениям добиться изменения условий инвестирования в Украину. Фактически, пригласить участников процесса вложить деньги в интересующие их (!) направления на нашей территории. Возможно, пока нет видения «зачем ЕС и США поддерживать Украину?», но «защита денег ЕС и США в Украине» понятна во всех столицах.

Следующий этап — перехват инициативы по Донбассу и Крыму. Исходя из сформулированных наших интересов, из планов реинтеграции территорий, из ключевых направлений      по которым привлекаем американские и европейские деньги, мы можем выйти со своей дорожной картой нормализации ситуации и возврата контроля над оккупированными территориями. Такой подход будет понятен для наших европейских и американских партнёров. Он будет им, в том числе и близок, поскольку речь идёт об их деньгах.

Предлагая свой план, мы должны и можем предложить новый формат диалога вместо зашедшего в тупик «нормандского». Существует как минимум два варианта действий в данном направлении:

  1. Изменения числа участников, обосновывая необходимость такого шага интересами других глобальных игроков в нашем регионе;
  2. Изменения круга поднимаемых вопросов — мы должны чётко понимать, что урегулирование на Донбассе невозможно без решения крымского вопроса. Даже, если говорить о режиме использования Азовского моря, встаёт вопрос «чей Крым, чьи воды?». Более того, отказ говорить о судьбе так называемых «ДНР» и «ЛНР» без разговоров о Крыме — мощная моральная позиция, поскольку тема аннексии полуострова сознательно отводилась на периферию, в том числе и нашими европейскими партнёрами. В таком формате даже возврат к «раздельному рассмотрению кейсов» будет уже нашей уступкой, за которую мы вправе требовать уступок в ответ.

Исходя из сказанного выше, следует одна очень конкретная рекомендация новой власти в свете последних событий вокруг Минского процесса.

Украине нельзя ни под каким видом ускорять даты созыва «нормандского формата». Более того, в наших интересах, чтобы эта встреча прошла не ранее, чем через 2-3 месяца — когда мы сможем сформулировать контуры собственной политики, свои предложения потенциальным партнёрам.

В противном случае, встреча «нормандского формата» закончится плодотворно, в полном согласии — когда согласованная позиция Франции, Германии и России заставит нас пойти на существенные уступки. Как, в таком случае, говорят в Одессе «Володя, оно тебе надо?».