Бей, но выслушай!

Свобода слова имеет историю, потребность в ней возникает вместе с выбором, неопределенностью будущих действий. У греческого историка Геродота есть анекдот. В тяжелый час греко-персидских войн глава военного совета грозит тростью полководцу Фемистоклу. И слышит в ответ: «Бей, но выслушай». Этот анекдот богат смыслами. На поверхности – право на слово завоевывается. В глубине – условия победы в этой борьбе. Свободу слова получает тот, кому есть что сказать. У Фемистокла есть план, поэтому он требует слова.

«Иметь что сказать» превращает свободу слова в процесс. Ее не завоевывают раз и навсегда, а постоянно подтверждают, находя решения трудных задач. То есть свобода, как сказали бы философы, не абстрактна, а конкретна – существует в конкретных решениях.

Власть, олигархат, население

До XX века свобода слова – привилегия олигархата или элит. Все – от историков Рима до просветителей – требуют свободы в интересах некоторых – сената, образованной публики. Дело в том, что лишь часть общества, как тогда считали, имеет необходимый потенциал для решения конкретных вопросов, разработки плана. В эту традицию вписан сегодняшний олигархат: их планы не обязательно умны, но в отличие от населения олигархи тратят на них свое время и деньги. Траты, конечно, не бескорыстны, а продиктованы бизнес-интересами. Но важно понимание связи собственных усилий с достижением цели. Этого понимания зачастую нет у населения, вместо него – надежда на «доброго царя», очередного «героя», подарок судьбы.

Парадокс в том, что «разжалование» олигархата, как в России в начале 2000-х, уничтожает плюрализм. В паре «власть — население» лишь власть способна формулировать свой интерес. Население же может подыграть власти, иногда с энтузиазмом, иногда – без.

В XX веке свободу слова признают абсолютной ценностью, что отнюдь не означает ее триумфа. Даже в Конституции СССР 1936-го есть пункт о свободе слова, правда, с уточнением «в интересах укрепления социализма». Тут власть выдает свой интерес за интерес всех. Но не стоит торопиться с критикой: сделать уточнение иногда честнее. Ведь на практике свобода слова всегда не безусловна. Кстати, в Конституции Украины также есть подобные ограничения, но «в интересах национальной безопасности, территориальной целостности». Наносит ли критика в адрес президента ущерб «национальной безопасности»? Все зависит от интерпретаций.

Единственный закон, признающий свободу слова вплоть до призыва к восстанию – Конституция якобинцев 1793-го. Как якобинцы «любили» критику, известно: гильотина в Париже работала без перебоев.

Граждане

Население как сумма индивидов играет пассивную роль. Причина не в запрете, а в лени – в том, что функция «думать» делегирована наверх. Поэтому любое требование «свободы слова» остается абстрактным: право требуем, а сказать нечего.

Злую шутку играет разделение труда. Большинство из нас обращает внимание на дела государства в момент досуга – делать нечего, почитаю новости. Проблема не нова, написана гора книг об «универсализации личности» – в большинстве этих книг хвалят древних греков, соединяющих в себе функции земледельца, воина, политика. Но за давностью лет Эллада уже предание.

В Украине «универсализм» проявляют лишь олигархи. Говорят, один и тот же «денежный мешок» может финансировать диаметрально противоположные партии. Впрочем, все это на уровне слухов – источники партийных средств тайна. Может ли что-то быть иначе? Людям нет дела до партий: никто не будет тратить время на партсобрания, а деньги – на партвзносы. Но тогда населению спрашивать не с кого, а партиям не перед кем отчитываться, кроме своих кукловодов.

Рецепты свободы слова понятны: заниматься делами государства как своими, прикладывать усилия к реализации своего же интереса, взаимодействовать с другими, искать ответы на вопросы. Вот только пока формулировка этих рецептов походит на праздное морализирование.