Забрать все книги бы и сжечь!
Дело библиотеки по привычке сравнивают с кострами из книг в Рейхе. Это удобное сравнение, ведь вся вина лежит на фюрере. Но на деле сожжение книг – любимая народная забава.
Первые костры из книг разводят в древних Афинах, колыбели демократии. Там появляются особые люди – сикофанты, – которые избирают донос своей профессией. Современники объясняют усердие сикофантов страстью к наживе, доносчик получает долю в имуществе казненного. Но не стоит исключать «любовь к искусству». Сикофанты доносят также на бедняков.
Первые сожженные книги – труды Анаксагора и Протагора, где первый утверждает, что «Солнце – раскаленный камень», а второй сомневается: «Не знаю, есть ли боги». Оба философа избегают смерти, поскольку, зная за собой «вину», бегут из Афин. Беда приходит позднее. Их младший собрат Сократ верит в богов. Поэтому думает: «Я не виновен, а значит, суд «разберется» в лживости доноса». Зря, приговор суда – смерть. Ни сикофантам, ни суду не важно, что сказано, написано: для них любая мысль – преступление.
В СКР открывают эту истину эмпирически. На первый обыск в библиотеку следователи приносят «экстремистские» книжки с собой, подбрасывают улики. Со второго обыска, из квартиры главы общества «Украинцы Москвы», уже уносят «вещдоки» – журнал «Барвинок». Этот «Барвинок» вызывает лавину шуток. Но…
В тезисе «любая мысль – преступление» есть доля истины, если под преступлением понимать «то, что расшатывает власть». Более того, литература – вообще экстремистское предприятие. Дело не в де Саде или Гитлере. Это – моралисты наоборот, заменяющие одну норму другой, их книги-проповеди попросту скучны.
Литература берет начало в сомнении. Странно, но сомнение уже есть в клинописных табличках царств Аккада и Ура в III тыс. до н. э., вот примеры: «Все равно умрем, давай все растратим. А жить-то еще долго, давай копить». Или: «Ты идешь, завоевываешь земли врага. Враг приходит, завоевывает твои земли». Особенно последняя мысль заслуживает звания «экстремистская».
Сомнение сеет любая хорошая литература, в т. ч. детская. Хотя автор статьи уже четверть века не читает «Барвинок», но допускает, что «экстремизм» в журнале найти можно. Во всяком случае раньше в «Барвинке» было что-то европейское, а в «Мурзилке» – что-то от избы-читальни. Может, «Барвинок» виновен в европейском выборе?
И еще из личных наблюдений. Тогда же, четверть века назад, мне довелось слышать рассказ графа Толстого о мальчике, который съел без спроса сливу и весь день переживает «вину». Рассказ не был понят: мальчик – трус, а семья, которая культивирует атмосферу вины, не права. Разница в оценках была задана не теорией, а другой детской книгой – Карлсоном, сокрушителем норм.
«В меру упитанный мужчина», кстати, умело саботирует приказы. «Переодень носки, Карлсон». – «Я переодел, правый – на левую, левый – на правую». Полезное умение в несвободных обществах.
У СКР и сикофантов работы непочатый край, список «экстремистской» литературы должен объять необъятное. Помочь может лишь совет Фамусова, героя тоже «экстремистской» пьесы Грибоедова: забрать все книги бы да сжечь!
В случае чего объяснить «крайности» нетрудно. Перефразирую старый анекдот: «Кто домомучительница?». – «Фрекен Бок». – «Не надо, все знают, кто у нас домомучительница». То есть Путин. (Тут отсылка к советскому анекдоту: «У, сволочь усатая!». – «Кто?». – «Гитлер». – «Не надо, все знают, кто у нас сволочь усатая». – Ред.)
Добро пожаловать, или посторонним вход запрещен
«Естественно, – говорит Валерий Семененко, глава общества «Украинцы Москвы» в интервью «Новой газете», – там были книги о жизненном пути Степана Бандеры, но они были на специальном хранении и выдавались только специалистам, которым это нужно по роду деятельности. В широком предложении читателям этого не было абсолютно». Получается, жертва согласна с палачом: «бандеровская» литература – «экстремистская», а читатель – без мозгов: где ему понять, «что такое хорошо, а что такое плохо». Понятливых единицы, а сама понятливость заверяется справкой с печатью – нужно не из интереса, а «по роду деятельности».
Между тем книга существует для дилетантов. В обществах специалистов, к примеру, в индийской деревне, книги не популярны: зачем ткачу читать про гончарный круг, а про ткацкий станок ему тем более незачем читать – ведь обо всех секретах еще в детстве рассказал отец. Кстати, в науке тоже есть концепция «неявного знания». Методолог науки Майкл Полани убежден: не все знания выражаются в понятиях, главное учитель передает ученику по принципу «делай как я». Специалист слушает лекции, потом работает по шаблону (по парадигме, как говорят в науке), и на «чужие» мнения у него нет времени. Ходи в библиотеки только специалисты, библиотеки стояли бы пустыми. (В общем-то, так и есть).
Наконец, Бандера – персонаж (или герой), по-прежнему живой. Одни партии – за Бандеру, другие – против. Политика всех заставляет учить историю: каждый «по роду деятельности», как гражданин, должен что-то думать о Бандере, Ленине, Сталине. Но как это сделать, если книги выдают лишь историкам «по диплому»?
Власть и оппозиция, семейный портрет
Дело библиотеки комментирует российская оппозиция. На радио «Эхо Москвы» вопросы заданы Николаю Сванидзе, Дмитрию Быкову, Владимиру Войновичу. Ответы вялые: доносить, конечно, нехорошо, но сгущать краски не нужно – мол, на западе тоже доносят, но по делу. Ощущение: оппозиция отбывает повинность, критикует власть через силу.
Вот на Западе, рассуждает Войнович, школьники тоже доносят: у меня этот списывает. Дальше, конечно, добавляет: «если пишут донос в расчете, что человека посадят, это – уже подлость». Школьник тут ни при чем, к тому же он не доносит, а защищает свою интеллектуальную собственность, свой труд (отдельный вопрос, почему в России умственный труд – все еще не труд). В доносе же на библиотеку ключевой момент – инновация в схеме работы «органов» и «общественности»: «общественность» не просто поддерживает, а стимулирует «органы». Пошли разговоры: дескать, до свидания «Новороссия», здравствуй «Новосирия». А местный депутат говорит: «Нет, бей бандеровцев!».
Старая схема «донос соседей в коммуналке» не работает. Соседи доносят из страха: «За что посадили?». – «За лень. Вечером анекдот услышал. Ладно, думаю, утром донесу». Новый «активист» власти не боится, он радикальнее власти. Поэтому будущий разворот России вряд ли будет либеральным. Отсюда стыдливая любовь «либералов» к Путину, как последнему заслону на пути чего-то неведомого, толпы.
