Так что нет, я ни разу не радикал. Но… Но у меня хорошая память.

Помню осень 1992-го. Тогда я был радикалом: мы с товарищами организовали забастовку студентов и вышли на улицы Киева. Речь не о легендарной голодовке и забастовке в октябре 1990-го, которую сейчас учат в школьном курсе истории как революцию на граните. Там я тоже был, и нас тоже тогда называли радикалами, но сейчас речь совсем о другом. О всеми забытой неудачной забастовке через два года после той, условно победной.

В октябре 1992-го нас не поняли и не поддержали. Наши однокурсники молча проходили мимо нас в аудитории, а когда мы ложились на пороге — переступали. Киевляне смотрели на нас из окон с явным неодобрением. Наконец, когда милиции надоел наши ежедневный шум под Кабмином и «Беркут» дубинками и газом зачистил нас с Грушевского за считаные минуты, этого не заметили ни журналисты, ни правозащитники. Радикалов не любят, защищать их – дело неблагодарное.

Наш тогдашний радикализм и правда был по-детски наивным. Мы толком не могли объяснить, чего добивались. Понимали одно: в стране все не так! Мы понимали, что за наспех слепленным фасадом независимой Украины спряталась в почти нетронутом виде ненавидимая нами всеми уэсэсэрия, а под сине-желтыми флагами страной правят все те, кто еще вчера арестовывал нас за эти флаги и носил в кармане партбилет партии, убившей миллионы украинцев.

Мы толком не знали, что со всем этим делать – ведь вчерашние коммунисты и столпы оккупационной советской власти были вполне легитимной властью и чуть ли не отцами независимости, а мы – малолетними радикалами. Мы просто знали, понимали, а еще в большей мере – чувствовали, что так быть не должно, что это неправильно, нечестно и страна получается какая-то ненастоящая. И попытались найти единственный выход, чтобы спасти себя и страну от этой неправильности, — вышли на улицы, требуя отставки и досрочных перевыборов всех и вся.

Старшие товарищи снисходительно хлопали нас по плечам и терпеливо объясняли, что все хорошо, перекрасившиеся коммуняки стали честными хорошими патриотами и демократами и ведут страну путем медленных, но зато мирных эволюционных преобразований… И что мы, радикалы, просто молодые, наивные и нам не хватает терпения. Ничего не напоминает, господа «порохоботы»?

Осенью 1992-го наш наивный и, по сути, детский крик отчаяния не был услышан обществом. УССР продолжила свой путь, и еще через два года президентом страны вполне закономерно стал заводской парторг Кучма. Еще лет через пять понимание того, что вчерашние коммунисты не могли стать патриотами и демократами, зато стали первыми олигархами, и что в стране вместо рынка и демократии они построили новый феодализм для себя и своей родни, пришло ко всем и даже стало банальностью. Наш радикализм стал мейнстримом, но было уже поздно – кучмизм утвердился всерьез и надолго.

Потом по приказу заводского парторга менты убили журналиста и отрезали ему голову. Несколько тысяч радикалов ответили на это «Украиной без Кучмы» — наивной, плохо организованной, с маргинальными лидерами, то есть заранее обреченной на провал акцией протеста. Общество смотрело на них с недоверием и безразличием, и в этот раз, каюсь, среди «помиркованых» обывателей, не поддержавших «излишний радикализм», оказался и я.

Когда ты уже не студент, а взрослый человек, с хорошей работой, с устоявшимися привычками, жизненными планами и так далее – очень некомфортно превращаться в радикала, ломать привычную жизнь и выходить с булыжником против «Беркута». Да и, кроме шкурных мотивов, прежде всего психологически очень трудно и некомфортно признавать, что в стране «полный швах», все идет не как надо и не осталось других путей, кроме революции. Революция – это прежде всего беспорядок, потери и риски, и если ты вменяемый человек, то революцию поддержишь только уж в самом-самом крайнем случае, если никакого другого выхода не осталось. Так что я очень хорошо понимаю психологию обывателей, не далее как во время «Украины без Кучмы» я сам был одним из таких. Стыдно, зато теперь мне хорошо ясны мотивации защитников нынешней власти (я о тех, кто не на зарплате, а искренне переживает за страну).

Обществу понадобилось на три года больше, чем радикалам. Когда в 2004-м кучмизм совершенно естественным и закономерным образом породил Проффесора, общество прозрело, ужаснулось и вышло на Майдан делать Оранжевую революцию. Вчерашний радикализм стал мейнстримом, хотя почти никто не вспомнил об отсидевших по два-три года тюрьмы радикалах — участниках УБК. Они первыми почувствовали то, что остальные подсознательно боялись признать, первыми попробовали нарушить «неправильный» ход развития страны и первыми получили за это по полной программе. А общество тем временем медленно созревало и со скоростью улитки осознавало глубину гнилости режима и неизбежность революции. Ничего не напоминает, нет, ни разу?

За что мы стояли на сцене Майдана

После карнавала Оранжевой революции общество вернулось к работам, семьям и прочим радостям спокойной мирной жизни, наивно доверив страну «любым друзям» с «никогда-не-крадущими-руками-ТМ». «Любодрузи» радостно распределили между собой потоки, торжественно помирились с «папередниками», не забыв даже навешать геройских звезд вчерашним «пидрахуям», и свели все завоевания Майдана к более-менее правильному подсчету голосов в избирательных урнах, от чего мало толку при отсутствии реального выбора.

Все опять пошло не туда и не так, и опять это поняли и почувствовали не все одновременно. Пожалуй, в этот раз первым прозрел Слава Вакарчук, первым добровольно сложивший депутатский мандат и спевший о наступивших в стране «веселых временах». До большинства доходило значительно больше, но одного полного срока «некравших-рук-ТМ» хватило с головой для практически всей страны.

Разочарование и до боли острое ощущение обмана, той самой «зрады», в годы правления Пчеловода стало тотальным, всеобъемлющим, но так и не вылилось в бунт – слишком уж сильной была растерянность и дезориентация в происходящем. Под конец пятилетки Пчеловода уже всем было ясно, что в стране полный «абзац», но увы, моральный протест против произошедшего предательства идеалов в тот момент не нашел себе другого выхода, кроме донкихотского и глупого «протывсихання». В стране не нашлось революционных радикалов, тем более не нашлось здоровой альтернативы гнилой «элите», и «протывсихи» вместе с вцепившимися друг другу в глотку Пчеловодом и Леди Ю, сами того не желая, проложили дорожку Проффесору.

Три года правления Проффесора когда-то войдут не только в украинские, но и во все мировые учебники политологии – как пример максимально быстрой радикализации общества и доведения изначально очень инертного и чуть ли не патологически легитимистского народа до революционного взрыва. Сейчас, постфактум, это очевидно всем и каждому. Но, пожалуй, этим мудрым задним умом всем и каждому стоит вспомнить, где они были не в последние месяцы, а в первые годы правления узурпатора-шапкорада? На «налоговый майдан» в 40-миллионной стране вышли 30 тысяч человек, на майдан в защиту родного языка – еще на порядок меньше. Протестные «марши УПА» собирали не более 5 тысяч радикалов, и даже вызванное абсолютным ментовским беспределом «врадиевское шествие» отнюдь не стало детонатором взрыва. Вызов прогнившему режиму бросали радикалы, а общество, как и во всех предыдущих случаях, до самого конца не хотело признавать очевидного, но очень неприятного: в стране диктатура и иначе, как революционным путем, ее не одолеть.

Спи спокойно, Янукович

Общество в массе свой созрело до уровня мирных радикалов, то есть до уровня участников «налогового и языкового майданов», только после демонстративного в своей бессмысленности избиения студентов. Только тогда на улицы высыпались миллионы проснувшихся граждан и стали весело строить баррикады, так, будто еще вчера не были законопослушными обывателями.

И даже стоя на баррикадах с включенными фонариками, это постепенно прозревающее общество до самого конца упорно хваталось как за соломинку за свои легитимизм и «помиркованисть» и до последней минуты перед взрывом дружно осуждало радикалов! Вспомните 1 декабря 2013-го.

Большинству понадобился переворот 16 января, чтобы осознать правоту радикалов и внутренне принять неизбежность революции как единственной альтернативы диктатуре Проффесора. После расстрела Нигояна и Жизневского, после заживо замороженного Вербицкого вчерашние мирные филистеры наконец-то осознали себя радикалами и начали «коктейльную вечеринку».

Наше счастье, что до большинства все-таки дошло. Могло быть хуже – как в Беларуси или РФ, где критической массы прозревших в нужный момент так и не набралось. Но остается вопрос: а не могло ли быть лучше? Кто знает – может, если бы покладистые филистеры прислушались к «маргиналам» и «радикалам» на пару лет раньше, еще во время «налогового и языкового майданов», пока режим Проффесора окончательно не окреп, – может, и не понадобился бы наш героически-кровавый Майдан?

А потом началась война. Поверить в войну, принять ее как свершившийся факт – страшно, больно, противно природе человека. Но когда этот факт происходит, его необходимо принять – только тогда появляется шанс выжить и победить. И снова общество разделилось на тех, кто до упора не верил в войну и ритуально камлал о мире, хотя русская армия уже победно маршировала по Крыму, в Одессе приднестровские боевики расстреливали людей на улицах, а «зеленые человечки» Гиркина штурмовали Славянск, и на радикальное меньшинство, первым ушедшее воевать.

Напомнить, на каком месяце войны военкоматы начали призыв? Сколько времени заняли и как помогли врагу «односторонние перемирия»? Напомнить, где бы мы все сейчас были, если бы не радикалы, вовремя ушедшие в добробаты и заткнувшие собой дыру Восточного фронта? Ушедшие вопреки воле властей, вопреки законам мирного времени, руководствуясь только своим собственным чувством реальности и тогда еще не понятой и не принятой «помиркованым» большинством беспощадной логикой войны.

Так что нет, я не радикал. Я просто не умею быть слепым и не видеть происходящего вокруг. Не могу не чувствовать отвращения от ежедневной лжи властей предержащих. Не умею утешать себя иллюзиями и прятать голову в песок, чтобы не видеть, как разворовывают мою страну и как моя страна катится в пропасть. Не могу не ощущать то самое «шестое чувство» — чувство тотальной «зрады».

Это то самое чувство, которое вывело на «Грушу» меня с кучкой студентов в 1992-м и десятки тысяч проснувшихся радикалов — спустя 21 год после того. Чувство полной неправильности происходящего в стране, полного расхождения путей нации, общества с одной стороны и кучки правящих уродов, объявивших себя «политической элитой», — с другой.

Из-за естественного человеческого нежелания верить в плохие вести и признавать неудобные истины мы не доверились «чувству зрады» в 1990-х. Мы не верили радикалам, кричавшим о реванше вчерашних коммунистов, перекрасившихся в патриотов, – и заплатили за свою «помиркованисть» двумя десятками потерянных для развития страны лет, безнадежным отставанием от стартовавших одновременно с нами стран Центральной Европы и Балтии и подмявшим под себя всю экономическую и политическую жизнь страны олигархическим феодализмом.

Мы до последнего не хотели верить в преступность кучмизма, в «зраду» «любодрузив», в уголовную диктатуру Проффесора — и в итоге заплатили за свое долгое неприятие реальности кровью Небесной сотни. Не хотели верить, что в страну пришла настоящая война – и заплатили тысячами жизней.

Теперь нам точно так же не хочется верить в полный провал политики Кондитера с Кулявлобом, в их полную неспособность дать стране хоть что-нибудь, кроме тотальной коррупции, лжи и поражения на всех фронтах.

Я не радикал, но у меня хорошая память. «Чувство зрады» возникает не тогда, когда что-то в стране идет медленнее, чем хотелось бы нетерпеливому обществу, или когда обществу непонятно, в какую сторону двигаться в том или ином вопросе. Оно возникает лишь в одном случае – когда совершенно очевидно, что абсолютное большинство происходящих в стране процессов идут быстро, и притом в прямо противоположную от желаемой обществом сторону. И как показал наш опыт последней четверти века, это чувство, увы, практически безошибочно.

Так, может, пора поверить своему «шестому чувству — чувству зрады» и покинуть уютный кокон веры в «постепенные реформы»? Не потому, что постепенные реформы — это плохо, а потому что их нет, есть лишь обман, симуляция и достаточно быстрый откат назад, к временам «папередников». Может, пора признать очень неудобные, но — увы, очевидные истины – как пришлось их признать в январе 2014-го?

И хватит наконец пугать друг друга «раскачиванием лодки» — этот аргумент теряет силу, когда за штурвалом безумец, с упорством маньяка ведущий лодку на скалы. Бунт на «Титанике» с требованием сменить курс корабля – не преступление, а единственный способ выжить и не утонуть. Радикальный способ, подсказанный шестым чувством – чувством самосохранения.

Пора спасать наш «Титаник», пора повернуть его в ту сторону, которая заявлена в маршруте рейса — в общественных договоренностях, принятых после Майдана, и полностью «похеренных» предателями – «капитанами». Для начала спасемся, вместе с нашим «раскачанным» кораблем, – и вот тогда перестанем быть радикалами.