Почему отечественные ТЭС не могут полностью перейти на африканский уголь, а также о планах энергетической независимости правительства рассказал гость Politeka online эксперт по экономике Борис Кушнирук.

— Активисты предупреждали власть о блокаде еще в декабре. Почему правительство не приняло меры по диверсификации поставок угля?

кушнирук
— На самом деле нет простого решения проблемы. Потому что для некоторых участников АТО есть также вопросы пленных, они рассчитывают, что при помощи блокады смогут освободить их. Это наивно, потому что мы ведь войну ведем не с «ДНР» и «ЛНР», а с Россией.

Знаете, Путину абсолютно все равно, что будет происходить с гражданами на оккупированных территориях: будет ли у них работа, будут ли зарабатывать деньги и будут ли там бои. Поэтому, с этой точки зрения, трудно власти совершить что-то такое, что полностью устроило бы, например, добробаты.

Но, кроме того, есть и вопрос стратегии поведения Украины по отношению к России, потому что у нас боевые действия ведутся не с «Л/ДНР». Когда мы говорим: «Давайте блокировать «Л/ДНР», возникает вопрос: «Вы с кем воюете?» Если вы сражаетесь с «Л/ДНР», то хорошо. А вот если мы воюем с Россией, то почему не прекращаем торговлю с ней полностью?

Стратегическая задача для власти заключается в том, что мы должны смириться, что существует гибридный статус наших отношений, мы должны заморозить конфликт. Не провоцировать его намеренно, а именно заморозить и получить передышку, чтобы стать сильнее – и экономически, и в военной сфере.

Если люди там окажутся без работы, они будут дополнительным пушечным мясом. Если же будет работа, то не захотят идти воевать.

— А что бы мы делали, если бы с той стороны нас заблокировали? Уточните, был ли у правительства план «Б»?

Геннадий Рябцев об энергетической блокаде и сверхприбыли олигархов (видео)

— Он был. Хотя бы на том уровне, что определенные запасы угля у нас есть до сих пор. Мы можем увеличить использование атомной энергетики. Мы это делали в 2016 году, на 2017 год запланировано увеличение ее доли в общем балансе. Таким образом, сказать, что мы живем одним днем, нельзя. Кроме того, правительство работает над переводом ТЭС на газовую группу угля, хотя нужно понять, что это вопрос не одного дня, это сложные работы, которые стоят миллиарды гривен.

— При таких условиях смогла бы Украина пережить этот отопительный сезон?

— Бесспорно, это вызвало бы гораздо большие проблемы, здесь диверсификация поставок нужна. С другой стороны, если брать мощности ввоза угля, физические мощности портов не позволят этого сделать на сегодняшний момент. Я не считаю, что на это мы можем особо рассчитывать.

— Почему тогда правительство не диверсифицировало поставки угля?

— Во-первых, мы получали уголь из Южной Африки. Просто нужно понимать: если у вас есть уголь с оккупированных территорий, то везти его из ПАР не позволят порты, к тому же это значительно дороже. Здесь мы платим в гривне, которую мы можем в крайнем случае напечатать. Там нужно будет платить свободно конвертируемую валюту. Это просто валютные расходы, которые тоже бьют по экономике.

Нельзя смотреть на ситуацию эмоционально. Мы не можем отказаться от ядерного топлива, которое получаем из России, а это еще более сложная вещь, чем ТЭС. Здесь нужно получать согласие МАГАТЭ о том, что оно принимает возможность по каждому отдельному блоку, и там речь идет об огромных суммах.

Мы не можем позволить себе остановить транспортировку газа, хотя формально предоставляем услуги агрессору. Но если мы прекратим транзит, то сразу возникнут проблемы с нашими европейскими партнерами.

— Но ведь мы воюем, у нас идет война.

— Вот в том и дело, что война гибридная. У нас нет сплошной линии фронта, у нас нет прямого противостояния. Поэтому мы сами не должны провоцировать эту войну, потому что нам гораздо легче контролировать ситуацию на Донбассе и там локально «давать по морде» агрессору, чем если бы это произошло в Харьковской или Сумской области.

— В Нацбанке заявляют, что блокирование повлияет на курс доллара. Это так? Каким образом?

— В данном случае речь идет о возможной потере экспорта металлургической продукции, и здесь мы действительно можем потерять поступления. Опять же, здесь мы платим за уголь в гривне, а там (за импорт, — ред.) нам уже придется тратить доллары.