По данным Министерства социальной политики, в Украине зарегистрировано более 1,5 млн вынужденных переселенцев.
Как изменилась жизнь ВПЛ за это время, почему государство закрывает глаза на проблемы своих граждан и реально ли это изменить, в интервью Politeka рассказала общественная активистка, режиссер, руководитель Волонтерского центра «Фроловская 9/11» Леся Литвинова.
— Сегодня о переселенцах все чаще вспоминают скорее как об истории, чем как о проблеме. Это вопрос еще стоит на повестке дня?
Однако, как ни странно, это пошло им на пользу. Хотя в это сложно поверить. Они скорее социализировались, адаптировались к новым условиям, в отличие от тех, кто попал в компактные поселения. Это два принципиально разных подхода.
Знаю многих, кто переехал из оккупированных регионов. Несколько дней помучились, а потом им помогли найти работу, жилье. Некогда было сидеть и плакать. Не у всех, конечно, все получалось с первого раза. Переезжали из одного города в другой, меняли квартиры, распадались семьи. Однако, втянулись. Сегодня их сложно назвать переселенцами. Если забыть, что у них на неподконтрольной территории осталось имущество, родственники, то за этих людей можно только порадоваться — адаптировались полностью.
— А как насчет тех, кто остался жить в компактных поселениях?
— Их мало. В Киеве, наверное, таких поселений где-то четыре. Их жители перестали даже пытаться что-то делать. Ждали, что им помогут, что государство решит проблемы, даст жилье. В этом маленьком замкнутом пространстве продолжали вариться в своих проблемах, накапливая их. Снаружи не поступало свежей крови, которая могла бы их оттуда вывести.
— Сотни тысяч людей, три года назад покинувших свой родной дом, дали своеобразный карт-бланш власти – без протестов, без насилия приняли действительность. Насколько сегодня эти люди лояльны к этой же власти?
— Я бы не сказала, что у них есть значительный протестный потенциал. В 2014 году было не до протестов. Тогда преобладал шок. В 2015-м как-то очень активно включились в работу волонтеры, общественные активисты. Когда мы поздравляли тогдашнего министра социальной политики Павла Розенко с днем рождения, написали ему, чтобы не присваивал себе заслуги, чтобы не было бунтов. Пусть скажет «спасибо» окружающим. Властям просто повезло.
Телетайп: арбузный ренессанс или пропавшее гражданство— Существует ли на сегодняшний день комплексная политика со стороны государства по социальной поддержке, интеграции переселенцев, в частности возмещению причиненных имущественных и моральных убытков?
— Периодически появляются какие-то «стратегии» по обеспечению жильем ВПЛ или льготному кредитованию. Но они ничем не подкреплены. Их даже неинтересно читать.
До сих пор никак не решен вопрос с теми, кто остался на неподконтрольных территориях. Государство закрывает глаза. Сколько мы ходим по кругу по выплате социалки этим людям? Как горохом об стену. Все понимают: если у человека есть паспорт гражданина Украины, то у него есть соответствующие права. Однако, у нас делают все возможное, чтобы эти права не удалось реализовать.
— О чем именно идет речь?
— К примеру, живущий на неподконтрольной территории человек не может получить выплату на ребенка. Для этого ему нужно уехать, зарегистрироваться в качестве переселенца, оформить документы и вернуться обратно. И так приезжать каждый раз, отмечаться, делать видимость, что ты на месте. При этом все понимают, что это фикция. Сами же соцслужбы советуют так поступать, поскольку это единственный возможный вариант получить помощь. Нет ни одного чиновника, который бы об этом не знал.
— Как эту ситуацию решить?
— Мы неоднократно говорили – отделите справку о статусе ВПЛ от соцвыплат. Вы тем самым уберете финансовую нагрузку на государственную казну, устраните кучу коррупции.
На самом деле, большинство людей не хотят получать деньги для переселенцев, ведь по факту ими не являются. Люди переехали в пределах своей страны из одного города в другой. Они не хотят, чтобы их воспринимали как переселенцев.
Если у кого-то действительно сложное финансовое положение, здесь нужен другой подход. Зачем всем поголовно 480 грн. платить? Можно же придумать механизм выплат в соответствии с реальной критической ситуацией. То есть речь идет о дополнительной выплате конкретному человеку.
— Кому выгодно сохранение такого положения вещей?
— Ситуация породила огромное количество коррупционных схем. Но тут скорее вопрос не в «кому выгодно», а в позиции «вдруг рассосется».
— Сколько людей вернулись на оккупированные территории?
— Конкретной статистики не знаю. Отталкиваясь от количества тех, с кем непосредственно общаюсь — где-то 25-30% вернулись.
Решили, что ехать в свои четыре стены – правильнее, чем слоняться непонятно где. Очень многое зависит от самого человека. Кто-то сильнее, кто-то слабее. У кого-то есть силы бороться, а у кого-то их нет. Это все индивидуально.
Ко мне в основном обращаются люди, у которых есть проблемы. Но есть и такие, у кого все в порядке. В таком случае совсем другая статистика.
— Что их мотивировало переехать?
— Аргумент один – жилье. Кроме того, есть точечные причины. Например, пожилые родственники, которые отказываются переезжать. За ними нужно ухаживать.
Жизнь там сложная, несмотря на то, что в «молодых республиках» уверяют, что «жить стало лучше, жить стало веселее». В селах, конечно, людям все равно где жить, здесь огород – аргумент. А вот в городах с работой сложнее. Но ведь выживают как-то.
— Есть ли силы внутри парламента, которые лоббируют вопрос защиты прав переселенцев?
— Какой-то особой активности на политическом уровне не видно. У нас, к сожалению, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Конечно, есть депутаты, которые отстаивают права переселенцев. Например Наталья Веселова (народный депутат от партии «Объединение «САМОПОМОЩЬ» – ред). Она активно занимается этим вопросом.
Много надежд возлагалось на Министерство по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Украины. Но как-то не очень понятно, чем там занимаются.
Когда в последний раз с министром Вадимом Чернышом общались, он произвел положительное впечатление – образованный, с пониманием того, что происходит. Почему же тогда ничего не реализовывается? Неизвестно.
— До сих пор переселенцы лишены права голоса на выборах в местные советы. Неужели этот вопрос так сложно урегулировать?
— На этот вопрос ответ, видимо, знают народные депутаты. На выборах президента и в ВР переселенцы имеют право голоса, но не могут избирать на местном уровне. Может, они этим правом и не пользовались бы. Но тут вопрос в подходе. Люди как думают? Я живу в новом сообществе, хочу иметь право быть его частью, влиять на все, что здесь происходит. Воспользуюсь ли я этим правом – не важно, но хочу быть таким, как все.
— В Европейском суде по правам человека есть тысячи исков от переселенцев из Донбасса и Крыма. Какие в основном вопросы пытаются решить люди в Страсбурге? И на что они могут рассчитывать?
— В Украине нет смысла судиться. Не придешь же ты в суд и не заявишь: «Добрый день, хочу на вас жалобу подать за то, что плохо себя ведете». К кому апеллировать?
Большинство обращений в ЕСПЧ идет через юристов из «Донбасс SOS». Суть исков одна – ущемление прав. А здесь все: невыплата пенсий, отказ рассматривать компенсацию по потере жилья.
В 2014 году был принят первый закон о переселенцах. Там был очень интересный момент. Речь шла о том, что все переселенцы имеют право на получение бесплатного жилья от государства в течение полугода. В том случае, если АТО продлится более полугода, этот срок продлят. Хорошо сказано, но нигде не было прописано, где же это жилье брать. То есть закон гарантирует жилье, но его не дают. Или пишите то, что вы в состоянии реализовать, или получайте судебные иски.
В итоге ЕСПЧ обяжет нашу власть выплатить конкретному человеку пенсию за весь период, сюда добавятся штрафы и т. д. Сделайте же наконец механизм, чтобы не было такой разовой страшной нагрузки. Бюджет же рухнет. Но здесь снова был задействован принцип «а вдруг рассосется».
— Чем сегодня ваш волонтерский центр на Фроловской занимается?
— Мы давно уже поменяли формат работы. В 2014 году, несмотря на большое количество людей, было проще. Понимали, кому и что нужно: кого одеть, накормить, к врачу отправить, кому показать, где найти жилье или работу.
Сейчас работаем только с теми семьями, у которых проблемы системные, которые без нашей помощи не решатся. В основном это семьи, где есть дети с инвалидностью. В основном с ментальной: тяжелые формы аутизма, с синдромом Дауна, задержкой развития.
Мирослав Гай о неминуемом крахе России, войне и преступностиСамая большая проблема родителей состоит как раз в том, что они со своими детьми сидят в четырех стенах. Вырванные из привычной атмосферы. Банально некому даже с ребенком посидеть, чтобы была возможность за хлебом пойти. Запустили для них программу – центр дневного пребывания, где отдельно занимаются с детьми и отдельно с родителями. Через месяц у нас будет комфортное помещение, где можно будет по-человечески развернуться.
— Почему так важно заниматься с родителями?
— В основном все хотят помочь детям. Это нормально. Мало кто задумывается над тем, что главный ресурс ребенка – это его родители. Ты можешь как угодно помогать ребенку, но когда он приходит домой, а там видит маму в слезах, то вся работа – коту под хвост. Если же в ресурсе у ребенка есть мама с папой, то ему ничего не грозит, они его сами вытащат.
Мы организовываем смешанные лагеря отдыха, где находятся дети как с инвалидностью, так и без. Вспоминаю историю, когда в одном из таких лагерей женщина, у которой дочь с аутизмом, горько рыдала. Выяснялось, что ее ребенок впервые за 11 лет жизни всю ночь спал самостоятельно, а утром сам попросился в туалет.
Другая мама рассказывала, что у нее ребенок с патологическим страхом животных не отходил от коня, гладил его все время. Для нас это мелочи, а для них – события мирового масштаба. Это инклюзия в чистом виде, к которой, надеюсь, мы когда-нибудь дойдем.
— Очень часто волонтеры, общественные активисты в какой-то момент «перегорают». Что вас мотивирует не сдаваться?
— Конечно, были критические моменты. Но по-другому у меня не получается. Мотивирует одно – люди. Я же не занимаюсь глобальными вещами. Каждый день общаюсь с живыми людьми. Конечно, могу сказать: «Все, я устала, идите на все четыре стороны». Но куда же они пойдут? От того, что я устала, их проблемы не решатся.
А с выгоранием можно бороться. Страшно первый раз, когда кажется, что мир закончился. А потом потихоньку находишь внутренние ресурсы, понимаешь, что можно еще, еще, и еще.
Романия Горбач
