Не мир, но меч
Канун 1900-х – время «проклятых» поэтов, предчувствие конца. Террор – феномен распада, так как в чреде бессмыслицы лишь у террора как будто есть цель. Герой рассказа Леонида Андреева, террорист-бомбист, не боится смерти: все равно, сколько котлет съесть. Жизнь измеряется в котлетах, ее не жаль отдать и не трудно забрать. Это логика трагифарса.
В трагифарсе есть что-то от позднего Рима, общий настрой красного террора с ранним христианством. Террорист 1900-х борется, точнее – соревнуется, с Христом за звание «настоящий Христос». Борьба истерична, с детским протестом и слезами. Эту атмосферу выражает знаковый в левой среде роман «Овод», новое Евангелие. Юноша, узнав тайну своего рождения (мать «согрешила» со священником), инсценирует свою смерть. Отныне он меч, разящий лживый мир. По иронии, смерть к герою приходит через отца – кардинала, утвердившего смертный приговор. Банальная история получает вселенский масштаб: отец-бог осуждает на смерть «сына своего». Тезис «не мир, но меч» вновь на слуху: разрыв родственных связей, примат долга, революции или порядка.
Революция играет в христианский миф, а фон игры – обман и цирк. Еще два ключевых образа в том же «Оводе». Вначале был обман: герой узнает, что мир притворяется причастным идеалу, добру, справедливости. Учителя, или проповедники идеала, врут. Юмор в том, что «ложь» (если есть желание) можно найти везде. Даже в учебнике физики, где рассказывается об «идеальном газе». «Я обманут» превращает мир в трагедию. Но не уничтожает иллюзии – теперь мир нужно насильно переделать, подогнать под идеал.
Эти игры и трагедии очень книжные, их условие – знание не мира, а книг.
Не меч, но кока
Революционер 1900-х – утонченный, нервный, боящийся насмешек, играющий в цинизм. Словом, книжный герой. Жизнь все меняет. Революцию делают простые парни с прибауткой на устах: «Открывайте этажи, нынче будут грабежи!». Революция сходит на землю.
Дальше все идет не по учебникам. Причину «неудач» ищут давно. Троцкисты еще в 1930-х объясняли: в СССР победила бюрократия, движения больше нет. Вот тут бесценен опыт Колумбии: 50 лет в движении, гражданская война идет с 1964-го. Итак, два проекта – победившая и побеждающая революция, в годах: 70 vs. 50.
Национальная игра Колумбии – кока: вырастил, сделал кокаин, продал в Штаты. Говорят, нашли коку доколумбовы индейцы, но рыночный размах делу придали, конечно, позже – уже в Колумбии. Сначала FARC идет вразрез с местной традицией: кокаин – контрреволюция. Но с 1982-го вводит «налог» для наркокартелей. Правительство пылает гневом: у наркокартелей должны быть деньги на взятки! В отчете за 2014-й Wilson Center Latin American Program анализирует итог соревнования. Объем наркотрафика в 2012-м достиг $6-7 млрд, доля FARC – $1-3 млрд. Доля власти мизерна: в 2014-м советник президента Сантоса уходит в отставку из-за подозрений во взятке в $12 млн. FARC впереди, а ее успехи в деле коки коррелируют с ростом «революционного самосознания» – пик прибылей, как и пик численности FARC, приходится на начало 2000-х.
Гражданская война делает врагов похожими, как близнецы. Революционеры похищают людей для выкупа, а солдаты убивают бездомных, наряженных в форму FARC, – очень хочется премии за работу. Тем самым все уклоняются от «уставных» целей: счастье трудящихся, покой граждан живут лишь в лозунгах.
Наконец мир
Усилия FARC и власти лишь множат беду. «Мы не наркоторговцы, – убеждают красные партизаны, – мы круглые сутки боремся за изменение страны». Итог: 5 млн человек убежали от войны за поля коки. Некоторые погибли в трущобах Боготы от рук жаждущих премий солдат и офицеров.
23 сентября в Гаване подписан мир. Члены FARC, не будучи разгромлены (в их рядах 7000 бойцов), складывают оружие и признают власть суда. Конечно, взамен «левые» требуют участия в политике, но легального. У FARC остается влияние: бывшие партизаны примут участие в аграрной реформе, помогут крестьянам заменить коку более питательной культурой.
Пожалуй, мир заключен под давлением теории – FARC видят себя политической силой, партией, а не наркокартелем. Вероятно, не все партизаны с этим согласны, часть из них продолжит любимое дело. Главное – террор уходит из левой политики, опыт 70 советских и 50 колумбийских лет убил его очарование.
