Отдать, чтобы взять: почему ядерная сделка укрепит режим аятоллы в Иране

Демократия по-ирански

26 февраля в Иране выборы в парламент и Совет экспертов. Впрочем, не стоит говорить «иранцы будут выбирать», выбор за них уже делает Совет стражей конституции. Но для начала краткая справка.

В Иране сложная система сдержек и противовесов, контроля одного надзорного органа за другим. В этой сложной сети любое изменение тут же блокируется. Совет экспертов, состав которого обновится в феврале, возможно, будет выбирать нового верховного руководителя, так как аятолла Хаменеи уже стар. Но сейчас самих экспертов отбирает Совет стражей, наполовину состоящий из назначенцев Хаменеи. То есть Хаменеи задает вектор движения Ирана в будущее. Конечно, в таких системах есть риск, что выберут реформатора в маске, кого-то а-ля Горбачев. Но в Иране риск сведен к минимуму: 88 экспертов — почтенные богословы, гордые своей родовитостью. У многих на голове черный тюрбан — знак того, что род восходит к Мухаммеду. Не исключено, что большая часть из них искренне верит: в Иране все идет как надо.

Среди кандидатов в эксперты выделяется внук основателя Исламской республики Хомейни. Хомейни-младшего аттестуют как умеренного клирика. Что, впрочем, не значит реформатор. Хомейни заявляет о себе в 2009-м, когда протестует против участия КСИР (Корпус стражей Исламской революции. — М. П.) в политике. «Те, кто верен аятолле Хомейни, — говорит его внук, — должны следовать приказу деда — военные вне политики». Тогда КСИР поддерживает Ахмадинежада, подавляет протесты против фальсификации выборов. Вопрос в том, против чего Хомейни-младший: подтасовки на выборах или роста влияния военных в ущерб клирикам. Последнее, как известно, неизбежный риск таких режимов: клирикам (или партийцам) нужны военные, но военным надоедает опека клириков.

Будет ли Хомейни-мл. кандидатом, пока неизвестно. Дело в том, что каждый кандидат сдает экзамен по богословию. Но внук великого деда то ли прогулял экзамен, то ли не получил вызов на него. Тут показания расходятся. Совет стражей говорит: «Вызов послали». Хомейни отвечает: «Не получал». Теперь решение лично за аятоллой Хаменеи.

Другие выборы — в парламент. Там тоже кандидаты проходят через сито Совета стражей. «Из 3000 кандидатов-реформистов, — говорит Хоссейн Мараши, член политсовета оппозиции, — утверждены лишь 30 человек». Его надежда на аятоллу Хаменеи: ведь обещает же аятолла, что все иранцы, даже несогласные, могут баллотироваться на выборах.

Система отсева, в сущности, делает ненужными фальсификации. Случай Ахмадинежада наводит на мысль о внутренних трениях в верхах. В любом случае выборы не дадут информации, насколько иранцы готовы к реформам после ядерной сделки. Единственная информация, как аятолла Хаменеи видит соотношение реформистов и консерваторов в новом Иране.

Чечевичная похлебка

«Потребности нового поколения, — говорит Камран Рахими, депутат-реформист, — не те, что в 1960-е или 1970-е». Это подтверждает корреспондент Foreign Policy: среди иранцев в моде западные бренды, сын самого Хомейни-мл. позирует в Instagram в спортивном костюме Nike. К месту вспомнить слова политолога Фукуямы: СССР проиграл холодную войну джинсам и видеомагнитофону. А если дать иранцам желаемый уровень потребления?

За этим Рухами едет в Европу. Посмотрим на заключенные контракты:

1. Peugeot создает совместное предприятие с Iran Khodro, проектная мощность 200 тыс. автомобилей в год, рынок сбыта — Иран и страны региона;
2. Saipem модернизирует НПЗ, рынок сбыта — Иран;
3. Airbus продает Ирану 118 самолетов, средне- и дальнемагистральных;
4. Bouygues, Vinci, ADF модернизируют аэропорты в Тегеране, Исфахане, Мешхеде;
5. Alstom Transport развивает городской транспорт в Иране.

Цель проектов — рабочие места для иранцев (кроме Airbus, все производство в Иране) и рост качества товаров и услуг. Сейчас флот гражданской авиации включает 250 самолетов, из них исправных — 150. В планах купить — 500. Глава Iran Air уже по-восточному хвастает: «Это возрождение нашей гражданской авиации. На зависть всему региону».

Конечно, на все это нужны деньги. Пока у Ирана есть только что размороженные активы, некоторые из которых лежат под спудом еще с 1979-го. Дальше Иран делает ставку на рост промышленности.

Иран, вопреки расхожему мнению, не зациклен на экспорте нефти и газа. Это одно из направлений в работе. Главное, что рекламирует Рухани в зарубежном турне, — люди. В Иране 80 млн населения, много молодежи, работоспособной и образованной. Это трудовой ресурс для совместных предприятий.

Пока в энергетике контрактов меньше всего. Дело в том, что еще предстоит решить вопрос о форме собственности будущих совместных предприятий. По конституции страны, природные ресурсы в госсобственности. Значит, иностранные партнеры могут только оказывать услуги по разведке и разработке месторождений, компенсируя затраты из последующей прибыли. Тут камень преткновения: Иран видит срок компенсации 5-7 лет, а партнеры — 15-25 лет. Вопрос, по-видимому, решится: во всяком случае на конец февраля запланирован второй раунд переговоров с BP, Total, Royal Dutch Shell, Statoil.

Успех совместных проектов зависит от готовности Ирана играть по правилам. Пока ощущения европейского бизнеса можно передать поговоркой «и хочется, и колется». The Diplomat называет фактором риска то, что все хозяйственные споры будут решать иранские суды. Конечно, Иран на экстерриториальность не пойдет. Это слишком напоминает неравноправные договоры из полуколониального прошлого. Но постоянство правил должен гарантировать. Вот тут не исключен конфликт с КСИР, который занял кавалерийским наскоком неплохие позиции в экономике. Как говорит тот же Хомейни-мл., «КСИР уже сыграл свою роль во время войны с Ираком, а теперь лишь плодит кумовство». У тех, кого называют «умеренные», работа есть. Это реформы, но не для человека, а для режима. В определенной обертке реформы могут казаться возвратом к истокам.

Тенденции

Ирану нужно решить задачу: измениться, чтобы остаться прежним. Опыт успешного решения такой задачи в регионе есть. Это Саудовская Аравия. Многие эксперты, комментируя встречи Рухани, замечают: у Пекина, у Парижа хорошие связи с Эр-Риядом. Для Тегерана тут обиды нет, скорее доказательство правильного пути. Иран наконец-то может привлечь те же технологии, те же инвестиции, что и его заклятый враг.

Тегеран переходит от максимализма к умеренности. С удивлением обнаруживая, что теперь-то многие несгибаемые готовы уступить. Рухани не хочет в Риме только пить вино, а премьер Ренци услужливо прячет все античные статуи за белыми ширмами: вдруг обнаженные мраморные девы уязвят бородатого богослова. В Париже несговорчивы, настаивают на обеде с вином. Но в остальном проявляют такт. Не зря эмигранты из Ирана протестуют, говоря: цифры в контрактах так ослепляют, что прав человека уже не видно.

«Иран — самая безопасная, стабильная страна в регионе, — говорит Рухани в Риме. — Мы приглашаем вас инвестировать и обязуемся обеспечить стабильность. Мы гарантируем, что вы получите адекватную отдачу». Так партнеры в делах становятся союзниками: тот, кто вложит деньги в Иран, не захочет революции. Да и местный обыватель погодит протестовать. Ведь теперь на горизонте маячит приманка, награда за лояльность — европейский бренд.