Сколько при этом долгов перед Украиной у оккупированных территорий, когда отечественные ТЭС должны были перейти на альтернативный уголь и почему блокада не превратилась в энергетический кризис, рассказал гость Politeka Online общественный деятель, сопредседатель общественной инициативы «Правое дело» Дмитрий Снегирев.

— Вы родились в Луганске. Почему решили переехать в Киев?

снегирев
— Решение было вынужденным. Оно связано с событиями 2014 года, так называемой «русской весной». Мой город захватили не просто пророссийские активисты, а регулярная армия Российской Федерации. То, что мы пытаемся подать завуалировано как Антитеррористическая операция или массовые беспорядки пророссийски настроенного населения. Выехал тогда, когда в Луганске впервые появились воины регулярной армии РФ. Тогда стало понятно, что территория оккупирована, в дальнейшем там оставаться с моими проукраинскими взглядами было опасно.

— Вам угрожали?

— На меня была откровенная охота: трижды устраивали засады, моментами меня пытались ловить, как говорится, на живца — на других задержанных активистов, вызывавших меня на встречи. На меня выходили, как в шпионском романе, пешком через поля, минуя блокпосты.

— Вы всей семьей переехали?

— Да. Пять семей выехали. Это не просто решение, что один человек уехал. Пришлось вывозить всех, буквально до седьмого колена, потому что угроза физической ликвидации появилась и перед членами моей семьи. Вывозили всех, кто, так или иначе, кровно со мной связан.

— Я правильно понимаю, что вы за блокаду торговли с оккупированными территориями?

Олеся Яхно о потере предприятий в ОРДЛО и спекуляциях на блокаде – видео

— Фактически мы поддерживаем. Более того, вся информация о перемещении товаров, являющаяся информационным поводом этой блокады, о коррупционных схемах: поставки угля на освобожденных территориях, которые должны исключить бесплатный приток электроэнергии с нашей на те территории, программы по восстановлению разрушенной инфраструктуры, содержащие коррупционную составляющую, – за этим мы пристально наблюдаем.

— Тогда вы знаете, кто стоит за организацией блокады. Кто эти люди?

— Конечно, но давайте не будем называть фамилии.

— Почему-то никто из представителей блокады не называет нам эти лица.

— Я знаю активистов, непосредственно участвующих в блокаде. Мне этого совершенно достаточно.

— Чья это идея?

— Идея пришла из низов. Не стоит связывать идею блокады, которая не сходит с языков уже три года, с вопросами львовского мусора или деятельностью бизнес-структур Игоря Коломойского. Блокада – это вызов обществу. Были определенные настроения, потому что, согласитесь, три года у нас война. А когда, например, на Авдеевской промзоне продолжаются ожесточенные бои, идут эшелоны с углем – это непонятно, как по мне. Давайте называть вещи своими именами.

— Почему блокаду начали именно зимой, когда идет отопительный сезон?

— Запасов угля было достаточно, чтобы не просто спокойно завершить отопительный сезон, но и войти в весенний период. Следует опровергнуть, что блокада могла вызвать энергетический кризис. Звучало заявление господина Насалика, министра угольной промышленности, что еще в январе, до начала блокады, на угольных складах сосредоточено 1,9 млн т угля. Как показала практика, никаких веерных отключений не было. То есть мы сразу опровергли, что блокада могла как-то повлиять на энергетические угрозы для предприятий и жителей Украины. Ничего не произошло.

— А что же касается предприятий, закрывшихся на оккупированных территориях? Они давали поступления в бюджет.

— Давайте опровергнем два мифа. Первый – о налогах, поступающих в бюджет Украины. Служба безопасности назвала цифру – 31 млрд грн мы получили от предприятий с временно оккупированных территорий. Но почему-то ни СБУ, ни чиновники не говорят, какой ценой нам достались эти налоги.

— Какой ценой?

— 23 млрд грн оккупированные территории нам должны только за свет. 42 млрд грн мы перечислили на пенсионное обеспечение. К тому же имеются бесплатные поставки воды и газа. Итак, чтобы получить 31 млрд грн налогов, мы вложили туда как минимум 60-70 млрд грн. Где логика?

Второй миф: необходимо опровергнуть информацию о том, что металлургические комбинаты перестанут работать без донбасского угля. Например, «Криворожсталь» – пример эффективного менеджмента. Когда люди поняли, что поставки угля с оккупированных территорий являются проблемным вопросом, приняли решение о поиске новых путей и рынков как закупки угля, так и сбыта своей продукции. Человек, который возит на свое предприятие уголь из самой Польши, которая в 1000 км, намерен в 2017 году (более того, заявил о своих планах) вложить в модернизацию производства $400 млн. Это парадокс.

Олег Березюк: ОРДЛО — неконтролируемый оффшор в центре Европы

Гройсман рассказывает, что без донбасского угля остановятся металлургические комбинаты. Вопрос к господину Таруте и господину Ахметову: если знали, что возможен такой кризис или, скажем, зависимость от боевиков, почему не искали альтернативных путей поставок угля и сбыта собственной продукции? Вопрос открытый.

Теперь по персоналиям. Они говорят, что закрыли металлургические предприятия, в частности Алчевский меткомбинат. Во-первых, он не принадлежит украинским собственникам – им является Внешэкономбанк, соответственно глава наблюдательного совета этого банка и правительства РФ – Дмитрий Медведев. Возникает вопрос: почему украинское правительство финансирует предприятия, относящееся к крупному российскому капиталу? Эти предприятия должны нам 750 млн грн.

Опровергну еще один миф о том, что украинский бюджет потеряет $3,5 млрд, о чем заявил Владимир Гройсман. Заглянем в сухую статистику: в 2016 году Луганская таможня перечислила в бюджет 1 млрд 264 млн грн. Это, в частности, от экспортных операций, связанных с черным металлом, то есть Алчевский меткомбинат. А именно, 850 млн грн, из которых 750 млн грн он нам должен только за электроэнергию. 500 млн грн нам задолжал Краснодонуголь, принадлежащей Ахметову. Куда делись миллиарды гривен, которые мы должны были получить?

Когда мы назвали эти цифры в телеэфирах ведущих телеканалов, Гройсман изменил риторику. Так, он заявил, что Украина недополучает 2-4 млрд грн. Очевидно, есть заинтересованные лица, потому что видим разлет цифр. Не могут, видимо, посчитать, сколько мы потеряем и потеряем ли вообще. Эта ошибочная арифметика свидетельствует о том, что это, как минимум, коррупционная составляющая всех взаиморасчетов: поставка угля, электроэнергии, социальное обеспечение тех регионов.

— Какая альтернатива антрацитовому углю с Донбасса? По какой цене мы тогда его будем покупать?

— Хороший вопрос. Ведь это является еще одним мифом, что Украина не может отказаться от антрацитового угля. Конкретная цифра: 31 августа 2016 года принимается исключительно коррупционное решение об увеличении квот на 1 млн т на закупку угля на Славянской ТЭС, относящейся к предприятию «Донбассэнерго», которое связывают с деятельностью сына экс-президента Януковича. Это должно принести чистой прибыли 3 млрд грн владельцам ТЭС и, соответственно, рост цены за электроэнергию для потребителей, то есть рядовых украинцев.

В этом же месяце 2016 года Насалик заявляет о том, что для перехода Змиевской ТЭС, расположенной в Харьковской области, на газовый уголь нужно пять месяцев, а значит, 165 млн грн. Проходит семь месяцев, в феврале 2017-го Насалик заявляет, что пока только составлен финансовый план, но переход на газовый уголь будет стоить уже 240 млн грн. Опять кто-то положил в свои карманы миллиарды гривен. Возможности были еще семь месяцев назад, и не было бы тогда потребности ставить вопрос возможных веерных отключений в Харьковские области.

— Как именно это должна была сделать власть?

— Нужно просто изъять коррупционную составляющую в поставках угля. Ведь это 9 млрд грн, которые кто-то получит.

Бурштынская ТЭС пока отключена от единой энергосистемы системы Украины, а подключена к европейской. У нас есть все технические возможности отключить три энергоблока Бурштынской ТЭС, то есть переключить их на украинского потребителя. Что даст 1,5 млн т экономии антрацитового угля.

— В соответствии с вашими словами, все довольно просто сделать…

Украинская власть как головка самонаведения

— Потому что я незаинтересованное лицо. Я привел вам «план Б», который должно было реализовать правительство за шесть месяцев (август 2016-го – февраль 2017 года). За это время не видим никаких шагов, а только истерики по веерным отключениям.

— Может быть, потому что возникнет экономический коллапс из-за блокады?

— Нет, не может его быть. Я привел вам достаточно примеров.

— Как насчет Днепровского меткомбината, который находится на грани остановки, поскольку напрямую зависит от поставок из Алчевсккокса. Люди за свою работу получили 25% зарплаты, подавляющее большинство жителей Каменского является его рабочими. Соответственно, они не довольны блокадой. Где они тогда будут работать? И таких предприятий уйма.

— Кокс в Украине может поставляться не только с оккупированных территорий. Его можно закупать и в Польше.

— Но цена отличается.

— Ничего подобного. Более того, приведу вам еще один пример коррупционной составляющей. Тогда как Украина закупала антрацит только в Южной Африке (453 тыс. т), в это же время украинский антрацит мы поставляли по более низкой цене в Польшу. Вывезли 200 тыс. т. А тогда шли разговоры, что ищутся альтернативные пути поставок антрацитового угля.

— Кто за всем этим стоит?

— Чиновники, Министерство угольной промышленности, Владимир Гройсман, в частности, все профильные министерства, и НАБУ, и СБУ, и Генпрокуратура. Они закрывают глаза на коррупционные составляющие.

— Что будет дальше с блокадой?

— Необходимо поднимать вопрос: есть ли в Украине вообще силовая вертикаль власти, которая должна была бы отслеживать все эти коррупционные сделки? Две недели у Генпрокуратуры ушло на коррупционную составляющую Славянской ТЭЦ. Ответа нет. Вот наглядное свидетельство, что ее и не предоставят. Таким образом пытаются сохранить все эти коррупционные схемы.