Ликвидаторам Моторолы «Спартанец» отдал должное: «Это убийство выгодно всем, а совершили его — хорошие профессионалы. Думаю – это сделали старшие братья «республиканцев». Хотя и внутриДНРровские разборки исключать нельзя».

— Моторола, кстати, и в ДАПе отметился. Вы защищали аэропорт. Нужно ли было это делать такой ценой?

— Аэропорт удерживать такой ценой (особенно в конце, когда его практически уже не было), на мой взгляд, было нецелесообразно. Его нужно было заминировать, отойти и взорвать вместе с «моторылами», а не держать нас там. И это был бы по-настоящему «хэппи-энд» для всей этой истории. Да, мы держались, буквально вгрызлись в бетон. И даже, когда аэропорт взорвали, мы там оставались. И хотя мне не очень нравится фраза, которую потом начали употреблять «не выдержал бетон, а киборги выдержали», но это правда.

С аэропортом можно и нужно было поступить очень точечно — красиво. А вместо этого получилось топорно. Но «часовщиков» сейчас мало. В основном — «подмастерья». Потому героическая история ДАПа – это своего рода наша «александроматросовщина». Да, эпично, да, монументально. Но сколько отличных мотивированных бойцов положили ради этого эпоса. А новых не появилось. Дерьмо-то как сидело в погребах, так и сидит.

— Как простые бойцы на передке относятся к встречам Нормандской четверки, Минским переговорам? Надеются ли, что политики наконец-то закончат войну?

— Солдаты негативно относятся ко всякого рода встречам и переговорам, поскольку после этого следует либо слив территорий, либо установление однобокого перемирия. По большому счету, на эти переговоры уповают только военнопленные. Поскольку работы по их освобождению на самом деле ведутся из рук вон плохо и неэффективно.

Как аферисты наживаются на пропавших без вести военных

Процесс обмена пленными чересчур заполитизирован и не приносит ожидаемых результатов. По этому вопросу обязаны работать специальные службы. Именно специальные и именно работать, а не быть карманными в руках политиканов, которым жизни бойцов на самом деле — по барабану. Это ведь не они гибнут и не их дети сидят по подвалам. Зато политиканам хватает совести на этом горе зарабатывать политические дивиденды.

А у командиров на местах, которым, казалось бы это делать сподручнее, на это просто не хватает времени.  Казалось бы, проще простого – освобождением пленных должны заниматься люди, которые были в плену и знают эту систему изнутри. Так дайте им возможность это делать! А у нас зачастую государство не то что им не помогает, а откровенно мешает и саботирует. Как это ни прискорбно.

Один из главных результатов последней встречи в Берлине стало: «Сегодня выборы – завтра контроль над границей переходит к ОБСЕ, послезавтра — к Украине». На это согласны уже даже в Москве. Но реально ли это?

— Я уже даже не удивляюсь подобным вопросам. Ну, сколько можно верить россиянам!? После аннексии, после якобы «зеленых коридоров», которые в реальности оказались кровавыми. Ни в коем случае нельзя допустить на границу российские войска под личиной миротворцев.

— А вообще не странно ли звучит тезис: «Мы в Донбассе защищаем свою территорию», вместо того, что должно звучать —  «Мы в Донбассе освобождаем свою территорию»? Трудно освобождать, находясь в обороне.

Украинская армия стала заложником игр политиков. Международного уровня. Ситуацию в Донбассе, когда только она начиналась, на мой взгляд, можно было решить силами одного толково подготовленного, профессионального полка за пару часов. Но этого не случилось. И сейчас мы имеет то, что имеем.

А первые разочарования у нас начались после исхода колонны Гиркина из Славянска, когда вместо того, чтобы разбомбить ее к чертям собачьим, ее чуть ли не сопровождали. Любые подковерные договоренности выбивают моральный дух из бойцов хуже ранения…  Бойцы, серьезные, мотивированные, готовые освобождать свою землю чувствовали себя тогда, как использованный и отработанный «материал».

— Мы о пленных говорили. Вы сами оказались в их шкуре. Каково оно?

— В плен попадают по разным причинам. В том числе — и далеким от чисто боевых. Я же оказался в нем после второго взрыва в ДАПе, когда мы имели… определенное количество тяжелораненых.

«Медицина» наша оказалась под завалами и даже обколоть обезболивающим мы уже никого не могли. Некоторые из бойцов ушли, и я тогда воспринимал это как своего рода предательство. Как можно оставить своего друга раненого, даже мертвого? Хотелось даже спину в очередь дать…

Я остался с ранеными и убитыми. Где-то очень глубоко в душе надеялся, что нас эвакуируют. Но эвакуации не было. Половина раненых умерла. Другая – была, что называется «на выходе». И я решил пойти к нашим «оппонентам». Вариантов событий было много. Могли и «шлепнуть».

кыборг

Кавказцы, видя, как я иду, кричали, например: «Иди быстрей, резать будем!». Но «орки» поступили по-мужски. Видимо, тоже прониклись уважением к нам. Вызвали доктора… Ну, и естественно, меня отправили «к себе». Так я спас ребят и попал в плен. Там я пробыл месяц. Психологическое давление, конечно, было серьезное. Даже пытались вербовать перейти на их сторону. Но я им как-то сразу сказал, что со мной это делать бесполезно.

Они мне обещали, что обмену я не подлежу, потому, что «киборг», профессионал, глаза горят. Мол, сколько наших ты еще положишь. Думал ли я что меня расстреляют? Конечно. Но было как-то абсолютно, извините, пофиг.

— А когда вас «участвовали» в том донецком параде военнопленных, кадры с которым обошли весь мир?

—  Тоже чувство. Но когда по обочинам дороги, по которой нас гнали, стояли люди со злостью в глазах, было не по себе…

— Мы потеряли этих людей и этот Донбасс?

— Конечно. Хотя, насчет территории не знаю, но людей — однозначно. Вряд ли они в ближайшие 10-20 лет будут ходить под желто-синими знаменами и кричать «Слава Украине!».

— Но жить нужно. А хорошо жить  — еще лучше. Реально ли остановить контрабанду, у которой чуть ли не проходной двор на границе между Украиной и «этим Донбассом»?

— Нет. По одной простой причине, — уродов, извините, —  с обеих сторон достаточно, которые живут и работают по принципу «Кому война, а кому мать родная». И пока за контрабанду не будут расстреливать- успеха в борьбе с ней не будет.

— Можно ли сказать, что украинские ВС, как уверяет их  Главнокомандующий, за эти два года стали на порядок боеспособней и чуть ли не вошли в десятку лучших армий мира?

— Вооруженные силы изменились за два года. Это факт. Но исключительно на уровне батальонов и отдельных бригад. А что касается управляемости на уровне Министерства обороны и Генерального штаба, то на арене все те же. Им изменения ни к чему. Но даже не это самое грустное. Хуже всего то, что, если так и будет продолжаться — уволятся все вменяемые и толковые командиры на местах. И все их навыки и умения, приобретенные в реальных боях, а не на картах — канут в лету. К сожалению.

— Нет ли у простых бойцов внутреннего протеста по поводу того, что на руководящих постах в Минобороны и Генштабе остались те же люди, что и были. И, по факту, так никто и не понес ответственности за гибель десантников в ИЛ-76 под Луганском, котел в Иловайске, сдачу Дебальцево.

— Я вам так скажу: высшее командование армии – это ее бич. Оно — наравне с аватарами из «диванно-фейсбучных войск»: ни четкого планирования операции, ни ее анализа потом. Все наскоком, все нахрапом, все очень по-советски бездумно,  совершено не считаясь с жертвами. Хотя, чему я удивляюсь: в военных учебных заведениях учат, в большинстве своем, как и при Советском Союзе. Те же преподаватели, все то же подавление инициативы и нестандартного мышления, все та же боязнь «Как бы чего не вышло не согласованного с высшим командованием».

Система украинской оборонной промышленности антиэффективна — Михаил Самусь

А что касается ответственности, то армия – это, простите за банальность, —  зеркало нашего общества. И если в нем — самая большая проблема — отсутствие ответственности: за невыполненные обещания, проваленные планы, воровство, коррупцию, кумовство и прочее, что все видят и знают,  — то почему в армии должно быть как-то по-другому?!

Главное во всей этой грустной истории — сберечь то количество мотивированных и подготовленных воинов, которое сейчас есть в Украине. Но из-за вышеперечисленных проблем (с которыми в мирное время как-то свыкаешься, приспосабливаешься), —  в армии, в АТО, на передовой – это бьет. Еще больнее, чем враг.

В моей роте было 30 человек, которые на волне этих событий, хотели оставаться на контрактную службу. На выходе осталось всего два.

О воинах – добровольцах. «Добробаты», которые вместе с волонтерами казались очередной здоровой движущей силой общества, по сути, оказались «размыты» между различными структурами. Как военизированными, так и политическим. Их командиры – также. «Мавры сделали свое дело – мавры могут идти»?

— Добровольческие батальоны были нужны на начальном этапе. Сейчас они вошли в состав структур и, на мой взгляд, это правильно. И для общего командования, и для управляемости войск. Хотя неразберихи хватает. Другой вопрос, что командиры добровольческих батальонов были больше политиками, чем военными, что в итоге и привело их туда, где они сейчас находятся.

— Повернулось ли государство лицом за это время к нуждающимся в различной помощи АТОшникам? Или все также основную тяжесть несут на себе родные, близкие, волонтеры?

Если и повернулось, то точно — не лицом. Государство в лице нерадивых чиновников, как на высшем уровне, так и на низовом, откровенно саботирует помощь им и обещанные льготы. Из законодательно закрепленных 23 льгот участники боевых действий получают только несколько. Это к вопросу ответственности. Например, есть повсеместные проблемы в получении ими земли. Децентрализация подняла вопрос фактически пустых бюджетов районов, власть которых с одной стороны, может и рада помочь, а с другой – не может.

— С какими, конкретно, трудностями сталкивается ваша организация «Сердца киборгов»?

— Очень проблемная категория — вдовы с детьми погибших в АТО,  их родители. Вопросы оздоровления, путевки в санатории. Поскольку от государства они их не получают — мы частично пытаемся эти вопросы закрывать. Лекарства для раненых бойцов после демобилизации также приходится искать.

Фактически все как было, так и осталось: волонтеры по-прежнему несут на себе функции государства. И в этой связи два вопроса. Первый  — риторический: «А зачем нам такая армия чинуш, которая не выполняет возложенные на них функции?»

Второй – вполне конкретный. Если министерство социальной политики за лето якобы оздоровило 5 тысяч детей со всей страны, то как относится к тому, что только от нашей небольшой организации за лето оздоровилось 312 человек? И это без бюджетных средств.

А посему эффективность этого и других министерств, которые якобы «опикуются» проблемами бойцов АТО и их семей, — под большим вопросом.

Константин Николаев