В КНДР идет к концу 70-дневная кампания «трудового боя», начатая в преддверии VII съезда ТПК (Трудовой партии Кореи. — М. П.). «Историческое» событие стартует 6 мая впервые за 36 лет. То есть последний съезд проходит еще при деде нынешнего лидера — Ким Ир Сене. Основатель республики устраивает съезды достаточно регулярно: с 1946-го по 1980-й партийцы собираются шесть раз. А потом провал. И вдруг снова. Почему? Самое простое объяснение: поддались магии юбилейных дат. Соседи – Россия и Китай – весь 2015-й празднуют 70 лет победы, а у нас, корейцев, тоже есть что отметить — в 2016-м 70 лет первого партсъезда. Одновременно съезд – это очередной ход после январских испытаний «Н-бомбы». Есть известная связка «испытания — санкции», в которой санкции — то, что должно подорвать режим изнутри. А значит, съезд — четкий ответ: нас не подорвешь, мы едины.
Съезд — источник легитимации режима. Этот тезис отнюдь не очевиден. Да, партийная диктатура на то и партийная, чтобы находить легитимацию в партсъездах. Но поскольку она диктатура, то есть исключает свободный обмен мнениями, то съезд обречен на вырождение, сведение к фикции. Тогда речь идет о чем-то вроде религиозного ритуала: зрители (население) смотрят и умиляются, а священнодействующие играют свою роль — выступают и голосуют по регламенту. С ритуалом — хорошо, но без него тоже можно: 36 лет без съезда и небо на голову не рухнуло. Однако предыдущий Ким — который Чен Ир – делает ставку на армию и ищет свою легитимность в военных учениях и ядерных испытаниях. А это в конечном счете небезопасно: любому режиму нужна система «сдержек и противовесов». Не исключено, что юный Ким Чен Ын, основательно «почистив» армию от людей отца, решает крепко встать на две ноги, армию и партию.
Дело партии, помимо войны, еще народное хозяйство. Не зря эксперты сайта north38 (специализированный сайт, проект Школы углубленных международных исследований при университете Джонса Хопкинса, США. — М. П.) ждут экономических заявлений. «Пхеньян, продемонстрировав силы ядерного сдерживания, — пишет Роберт Карлин, в недавнем прошлом аналитик разведки США, — переключит свое внимание на гражданскую экономику». Карлин анализирует официальные заявления КНДР, которые, по его мнению, подкрепляют гипотезу. Проделаем эту работу и мы. В конце февраля полтора миллиона рабочих и студентов пишут письмо: мы готовы взять винтовку! А Ким Чен Ын отвечает: «Ведите трудовую борьбу на своих рабочих местах и в школах так, словно вы в одном окопе с бойцами нашей армии». Значит ли это, что Ким III «переключает» внимание? Вряд ли. В стране, где 50% трудоспособного населения уже под ружьем, потеря полутора миллиона рабочих рук весьма ощутима. Даже во время войны нужен рабочий тыл. Или другой пример. В марте Ким посещает строительство жилого дома для ученых и говорит: «Несмотря на санкции, КНДР способна быть зажиточной по-своему». Вновь речь не о «переключении», а о материальном стимулировании ученых, которые, возможно, работают над ядерным проектом. КНДР станет «зажиточной по-своему», иначе говоря, уважаемые ученые, вы привилегированная каста, у вас будет уютная жизнь, не заглядывайтесь на юг. Все это о том, как Ким Чен Ын встает на две ноги: подкрепляет ядерную программу гражданской экономикой, а энтузиазм «чучхе» материальными благами. Стоп! А санкции?
По мнению экспертов north38, санкции опять неэффективны, по крайней мере, не катастрофические. Брэдли Бабсон, в 1990-е аналитик Всемирного банка со специализацией по Восточной Азии, называет ряд причин:
- потенциальные покупатели северокорейских угля и стали обязаны развернуть груз в случае подозрения, что вырученные средства пойдут на военные цели. Но если сделка покупателю выгодна, то он поверит, что все вырученные деньги предназначены для голодающих граждан (резолюцией это не запрещено);
- Китай продолжает поставки нефти, благодаря чему промышленность и транспорт КНДР все еще на ходу;
- контроль за исполнением резолюции затруднен неформальным китайско-корейским трансграничным обменом.
Неформальному трансграничному обмену (под контролем спецслужб КНДР) Бабсон придает особое значение: во время голода 1990-х такого обмена не было, а теперь благодаря контрабанде экономика страны-изгоя стала устойчивее.
Может ли де-факто признанный черный рынок стать основой экономической реформы – той реформы, которую предвкушает Карлин? Пока вряд ли. Неформальный обмен хорош в своем качестве: за контрабандистов никто не отвечает – ни Пхеньян, ни Пекин. Это раз. А два – то, что рабочим, не задействованным в контрабанде, уютнее сидеть в одном окопе с солдатами при «военном коммунизме», а не нэпе. При нэпе уже обидно: пока я жертвую собой во имя «чучхе», другие богатеют.
Итак, в чем секрет живучести режима Кимов? Думаю, в нескольких ключевых моментах:
- элиты, которые могут быть элитами только в данном режиме: ни партийцы, ни генералы, ни физики-ядерщики не найдут места в объединенной Корее;
- балансирование элит, распределение и перераспределение «весов» между партией и армией, чему призван служить VII партсъезд;
- неформальные, в том числе экономические контакты под эгидой спецлужб, этакий регулируемый беспорядок;
- разрешение частной инициативы для выживания низовых категорий граждан.
