С давних времен, когда за крымских татар подали свои голоса генерал Петр Григоренко и писатель Алексей Костерин, а затем это стало традицией диссидентов (и особенно украинских диссидентов), в широких массах народа оставалось напряжение по отношению к татарам. Хорошо помню путешествие по Крыму в 1984-м, случайный разговор с достаточно открытыми и милыми людьми ночью, с вином, хлебом и виноградом. Конечно, никто не говорил открыто, что татарам нельзя селиться, а то и приезжать в Крым – об этом как бы догадывались, предполагали, но не произносили вслух, потому что именно слух резали подобные слова. Запрещено селиться. Запрещено приезжать. Но догадывались, что именно запрещено. С нашего молчаливого согласия. Просто одни из нас называли подобное положение ненормальным, а другие говорили, что «татары были за немцев, они слишком мусульмане, хотят вернуть старые порядки».

Следующий большой разговор был уже в перестроечной Москве, когда татары появлялись на митингах, простые и всегда спокойные, мужественные. Люди окружали их, поддерживали. Тогда уже некоторые рассуждали о сложности возврата домов, о том, что «люди-то там не виноваты», о том, что «нельзя решать с кондачка». Знаете, есть такое слово, особенно у чиновников «с кондачка»?

Другие говорили о том, что именно пережившим депортацию нужно помочь в первую очередь. И что никто не требует имущества.

Следующий разговор был уже в поезде на какой-то руховский митинг. Почти весь вагон был забит руховцами и сочувствующими, все обсуждали, что будет, когда Союз рухнет и коммунистов запретят. Завели речь об автономии Крыма, и тогда некоторые стали твердить о «возможной исламизации, влиянии Турции» и о том, что Крым должен быть в первую очередь украинским. Мало кто видел реальность и отмечал, что у РУХа нет базы в Крыму и именно поэтому нужно сделать все, чтобы эта база появилась благодаря крымским татарам.

А потом было долгая и упорная проукраинская позиция крымских татар. Хотя им не давали ни земли, ни работы, ни школ, ни мечетей. Их разгонял «Беркут». Их били прорусские активисты. Их убивали. Но татары упорно держались Киева.

Украинское общество мало их замечало, но постепенно, шаг за шагом все привыкли к слову Меджлис, все знали, что татар «не выбросишь в снег» (как делали менты и гэбисты в 1970-ые) и что нужно как-то с ними считаться. Как-то…

Наконец-то сейчас мы их заметили. Мы вдруг поняли, что если Крым вернуть, то просто необходимо дать им автономию, преференции, что мы – украинцы, отвечаем за них. Потому что они остаются проукраинскими, несмотря ни на что.

Не «наши» менты. Не «наше» СБУ. Не «наши» военные. Не «наши» депутаты. Только они.

Момент этот важен. Очень важен. Если мы сумеем сохранить это чувство ответственности за них — Украина станет образцом для европейских стран. За них, которых намного меньше, чем нас, которые другие, которые пережили депортацию всего народа, которых сейчас душат захватчики, и каждый день (слышите — каждый день!) они встречают их недовольные и недоброжелательные взгляды… Везде. В своем родном Крыму.

Когда татарка Джамала будет представлять Украину на Евровидении, то слушатели будут вздрагивать каждый раз от слова Крым. Будут вздрагивать и россияне у экранов телевизоров. Будут вздрагивать в Кремле. И европейские политики уже не смогут «забыть» о Крыме.

Потому что ее лицо и слова ее песни останутся в их памяти.

Важно, чтобы это осталось и в нашей памяти, чтобы мы не забыли, как слали эсэмэски и как писали имя «Джамала». В этот момент мы стали ее родиной. А она нам — родной.