Соответствующий указ об их запрете подписал президент Украины Петр Порошенко. Какова истинная причина такого шага, как это повлияет на электоральную популярность главы государства и о каких последствиях «блокировки» уже сейчас стоит говорить, в интервью Politeka рассказал политический эксперт Петр Олещук.
— Официальная причина запрета российских социальных сетей и интернет-ресурсов — защита национальных интересов. Это единственная причина? Или есть еще какие-то не озвученные?
— Насколько такая стратегия выгодна с электоральной точки зрения?
— Есть такое понятие в политических технологиях, как «контрактный месседж». То есть то, что позволяет мобилизовать избирателя. Вызывает массу эмоций в обществе. К тому же негативные эмоции в этом контексте также могут быть достаточно нужными и полезными.
Благодаря громкой огласке, у общества закрепляется четкая ассоциативная связь: президент против российского влияния. Это, очевидно, лучший способ смыть все упоминания о Липецкой фабрике, последних скандалах, связанных с сыном президента и тому подобное.
Запрет российских ресурсов может помочь вытеснить на периферию весь старый пассаж представлений о президенте, как о политике пророссийской ориентации.
— Не является ли это немного запоздалым и антидемократическим шагом? Ведь в 2014 году запрет российского контента более соответствовал общественному запросу.
— Что касается демократичности, то запрет тех или иных сайтов — это не такая уж редкая норма. Она присуща не только России. Даже в демократических государствах такую практику применяют. Правда, там это применяется не как политическая мера, а согласно решению суда, в случае нарушения национального законодательства.
В Украине тоже было бы гораздо меньше претензий, если бы все это происходило в судебном порядке. А нарушений хватает. Прежде всего — проблемы с авторским правом. Не секрет, что российские соцсети — рассадник контрфактного контента.
Также важный фактор — работа российских спецслужб, сбор данных об украинских гражданах. Все эти незаконные вещи можно было бы остановить в правовом поле. Однако в таком случае президент не смог бы поставить себе политтехнологический плюс.
— Многие расценивают запрет российских ресурсов, как окончательное отщепление Украины от «русского мира». Согласны?
— Мы должны понимать, что все имеющиеся у нас проблемы не решаются с помощью запретов. Собственно, именно запреты — это проявление слабости. Должен существовать мощный действенный государственный механизм решения тех либо иных вопросов. Тогда никаких запретов не нужно. Все реально решить на уровне информационного воздействия.
Надежды, что указами президента можно что-то изменить, — не соответствуют реальному положению вещей. Доступ к российским социальным сетям в Украине не прекратится. Будут использоваться альтернативные механизмы. И эффективного контроля за этим не будет. Поэтому дальше деклараций все это блокирование не пойдет. И это надо понимать.
— Есть вообще эффективный механизм, кроме прямых запретов, который мог бы мобилизовать украинское общество и оградить его от российского влияния?
— Здесь надо разобраться — какие же причины этого влияния? А причины на самом деле очевидны. Россия до сих пор остается для Украины основным поставщиком культурного продукта. Мы ориентируемся на русскую литературу, кинематограф. Так что нехватка украинских аналогов — вот ключевая проблема.
Если хотим отрезать Украину от российского социокультурного пространства, то надо предлагать собственную альтернативу, начиная от создания примитивных сериалов до популяризации украиноязычных газет и журналов.
Если среднестатистический украинец будет иметь доступ ко всему украинскому, то он не будет чувствовать какой-то особой тоски по русскому продукту. Касательно государственной поддержки культуры, Россия, будем откровенны, на десять голов выше нас. Ни один запрет это положение вещей не изменит.
— Но у нас есть даже отдельное спецведомство — Министерство информации. Неужели этого мало?
— Какие-либо информационные министерства здесь не очень и нужны. В современном мире контролировать информацию гораздо сложнее.
Наша проблема заключается в том, что все главные информационные каналы в Украине имеют вполне конкретных олигархических владельцев. Позиция этих олигархов в украинско-российской войне — неоднозначная. Можем десять каналов создавать, но если они принадлежат Ахметову с ориентацией на Россию, то никакой пользы от этого не будет.
Прежде всего надо подумать, как вывести информационное пространство из-под олигархического влияния. И далее — двигаться в нужном направлении. Пока государство не предпринимало никаких шагов, чтобы эту сферу деолигархизировать. В этом и есть ключевая проблема. Все остальные — производные.
— В Украине возможно постепенное сворачивание свободы слова?
— В любом случае, у нас основным сдерживающим фактором является народ. Мы все помним, какую реакцию вызвали «диктаторские законы» Януковича.
В развитой демократии со столетними традициями политической жизни вырабатываются системы сдержек и противовесов. Видим, как непомерные амбиции Трампа довольно быстро усмирили. Сейчас он не отличается в общем в своей позиции от любого другого американского президента.
В Украине так не получится. Соответствующих институтов и традиций не имеем. Поэтому только давление общества определяет границы влияния власти. И власть это учитывает.
В обществе однозначной реакции на запрет российских сетей нет. Поэтому сложно прогнозировать, какую реакцию может вызвать еще какой-то запрет.
Мы должны понимать, что действующая в Украине политическая система — это хрупкий баланс между общественным мнением и соответствующими государственными институтами. Этот баланс может быть нарушен в любой момент. Все эти запреты являются хождением по минному полю.
— На Западе единой позиции относительно решения Порошенко нет. Хотя в НАТО такой шаг одобрили.
— Сейчас много делается шагов, которых ранее не было. В нашем обществе довольно конспирологическая модель, суть которой заключается в существовании неформальных Минских договоренностей. Мол, кроме формальных договоренностей, был еще ряд неформальных.
Можно предположить, что существовал определенный консенсус — не совершать действия, которые раздражали Россию. Тогда многое становится понятным. Например, отсутствие реального преследования соратников Януковича, ситуация с информационным пространством, российским бизнесом и тому подобное.
После того, как блокада стала реальностью, произошел своеобразный перелом. Украинская власть постепенно отходит от создания впечатления, что она старается не провоцировать Россию. То есть происходит постепенный отход от модели «не провоцировать Россию» к модели «провоцировать».
Это все вряд ли произошло бы без одобрения западных партнеров. Ведь Украина очень сильно от них зависит. Заявления НАТО в этом контексте — очень важны, поскольку Альянс является непосредственным военным игроком, который находится рядом с Украиной и не очень заинтересован, чтобы здесь была масштабная война.
Общий тренд таков: «Ребята, смотрите, вам нужно как-то реагировать на действия России. Если не будете, то поставите под вопрос свою собственную легитимность. Хотите третий Майдан? Пожалуй, нет. Значит, стоит реагировать с позиции силы».
Реакция Запада в этом контексте связана еще и с тем, что несмотря на все проблемы в отношениях с украинской властью, убеждены, что иметь дело с действующей политической верхушкой все же проще. Не хотят предоставлять каких аргументов, чтобы эту власть валить.
— Если оценить актуальную международную ситуацию, то в целом создается впечатление, что на Западе все больше набирает оборот тренд — указать России ее место. Это видно и по Сирии, и по результатам выборов во Франции, и с Турцией не все идет как по маслу. Украина тоже решила быть в тренде?
— В некотором роде это так. Конечно, не можем говорить, что есть какой-то один центр принятия решений. Но общий тренд указывать России ее место все-таки существует.
Здесь еще можно вспомнить недавние карикатуры в журнале Шарли Эбдо — неоднозначные для России.
Создается ощущение, что на Западе несколько отошли от шокового состояния 2014 года, начинают выстраивать свою стратегию. Приходят к пониманию, что с Россией надо говорить с позиции силы. Ведь слабость она воспринимает как приглашение к удару.
Романия Горбач
