Только длящаяся циничная гибридность и дает недоимперии некие надежды, что удастся достичь исходной цели: расшатать мировой порядок настолько, чтобы кровоточащая Украина на этом фоне стала чем-то несущественным, вроде раздавленных бульдозером санкционных гусей.
Болевые точки: живая вода или покойнику пластырь?И в этом смысле, муссирование «единого народа» является элементом кремлевской стратегии. Потому что тогда учиненное Россией против Украины — дело постсовковое, почти семейное. А в семье ведь как: старшие вразумляют молодых и горячих.
На роль вразумляющего почему-то претендует Кремль. Хотя даже там чувствуют, что одинаково ржавые ядерное оружие и газовая труба не подтверждают многовековой мудрости, поэтому и перешли к аннексии украинской истории. Владимир Путин вообще на нервах, прячется в чекистской реальности, где правда является следствием провала и признательных показаний, поэтому оперирует исключительно дезой.
Однако и отрицание нашей с Россией общности есть, как минимум, географический кретинизм, свидетельством чему «великая проволочная стена» памяти Арсения Яценюка на границе.
Так что точка есть, и не только болезненная, но и точка бифуркации заодно.
Наиболее откровенно о ситуации на Донбассе говорит впавший в бесовщину Игорь Стрелков со своей бандой садистов-реконструкторов: он признает, что спусковой крючок войны нажали именно они. Оправдываясь тем, что для восстановления империи все равно пришлось бы, так что, мол, лишь приблизили неизбежное.
Ну, больной, которого надо лечить электричеством. По американским рецептам, напряжением 380 вольт. Что характерно, Стрелков, задирающий лапку на Путина, почему-то чувства кадыровцев не оскорбляет и живым ходит по мостам.
А умеренные адепты «единого народа» с правом России (по умолчанию) имперствовать и душегубствовать, выстраивают систему аргументации и резонов. Которая, если разобраться, продолжает практику «конструирования прошлого», начавшуюся еще в царские времена, с Н.Карамзина с его сказочной Ипатьевской летописью.
В этот поток имперского подсознания не стоит углубляться без опыта психиатра со специализацией «маниакальный синдром». Поэтому лишь обозначим симптомы.
Итак, общие славянские корни. Вроде неопровержимо, но в этом смысле Киев куда ближе Новгороду, а не Москве. И даже с Новгородом после его вассальной и кровной зависимости от Орды этнические пути Киева разошлись. А Москва просто поступила с историей Новгорода, как с краденым авто: перебила номера и выправила документы/летописи на себя.
Единая государственность. Здесь еще проще: киевская держава инициирована скандинавскими варягами. Уже писал, что при раскопках на киевском Подоле археологи обнаружили плавильную мастерскую ІХ века. А ременные бляхи, изготовленные в этой мастерской, найдены аж в Швеции и сейчас хранятся там в одном из музеев.
То есть, прямое взаимодействие между древним Киевом и скандинавскими городами подтверждается артефактами, а не фейками. И первые элементы киевского государства связывают с князем Аскольдом. Московия же наоборот, отталкиваясь от скандинавов, примкнула к ордынскому строю.
В нашем случае — государство воинов, равных своему вождю, избираемому под конкретный поход. В противном случае — богоравный хан с неограниченной властью и чернь, которая ниже пыли на ханских сапогах.
С единым языком вообще шизофрения. Как можно защищать русский язык от украинского, если, по имперской придумке, это диалекты одного языка? А если защищать таки надо, то это языка конкурирующие, то есть, разные. В общем, Москва завралась на любом языке.
Что у нас еще? Недавнее неизбывное счастье прозябания в великой коммуне рабочих и крестьян? Так там все уже сепарировано, и не нами: к примеру, победа над немецким фашизмом, по версии Кремля, произошла без украинцев, зато их массово сделали полицаями и вертухаями в лагерях. И так далее.
Телетайп: о первородстве, субъектности и тихом саботажеКультура, искусство, литература, на которой учились, кино, которым засматривались? Это все далеко в прошлом — удел родившихся при «совке», напрочь вытеснено из современности «попаданцами из спецназа, мочащими бандеровцев по указке Сталина».
Список подобных общностей, позволяющий поднимать пропагандистский скулеж о «едином народе — вернись назад, я все прощу», можно тянуть дольше, чем рогожинский полет россиян на Марс.
Главное, что, как выяснилось за три военных года, Украина расходится с Россией в аксиоматике. То есть, в том, что как бы очевидно и принимается необсуждаемо.
Вот скажем, культовый российский тезис «А зато нас боится весь мир!». И что с того, вопрошают украинцы, что культурные люди боятся запачкаться о вонючего пьянючего бомжа? Для нас «боятся» не означает «уважают». И мы хотим именно уважения.
А с каким неподдельным ужасом «нормальный» россиянин говорит о проспектах имени Бандеры и Шухевича! Для него это абсолютно ирреальный факт, аж вставные челюсти потеют. Это ж «публичное пособничество коричневой чуме»… А у нас, разумеется, нет и не должно быть единодушия в этом вопросе, но мы убеждены в своем праве сносить и возводить памятники без согласования с Москвой. И мост имени Кадырова в Питере, убивавшего не дедов, а российских современников, воспринимается нами с куда большим недоумением. Но с признанием, что это не наше дело.
И наоборот. Украинцы не считают, что обязаны поголовно и рьяно отстаивать любое деяние своей державы. В отличие от россиян. У нас родина, страна, держава — три разных понятия. Поэтому власть сменяема тогда и так, как это ощущает общество.
Поэтому и Майданы, которые стихийно зарождаются внутри общества и только потом обретают всяческую поддержку от олигархата и внешних сил, чего в России, что внизу, что на кремлевском верху, понять и принять не в состоянии.
Для нас право ошибаться, терять, страдать, но идти своим собственным путем неизмеримо важнее стабильности, дарованной свыше.
Поэтому мы убеждены в своей не просто исторической, а духовной европейскости, и воспринимаем безвиз как естественный, но лишь промежуточный этап восстановления цивилизованности.
Мы не были и не будем «единым народом» не потому, что у нас уже разный список героев, врагов, побед и потерь, в том числе, совсем недавних. У нас взаимоисключающий перечень сакральных понятий.
Свобода личности как отрицание богоизбранности власти — на титульной странице этого шорт-листа. Власти любой — от Президента до «беркутовца».
И здесь мы диалектическим образом перетекаем в то, что нас удавкой продолжает связывать с недоимперией.
Квинтэссенция такой обмотавшейся вокруг горла пуповины — кремлевское православие. Конечно, большинство религиозных доктрин, и не только христианских, настаивают на уважении к власти и существующему миропорядку. Но только московская церковь в той версии, в которой ее возродил в период войны Сталин, служит одним из инструментов идеологической агрессии.
Михаил Самусь: Любой удар по России – это помощь для УкраиныИменно в московской церкви по-фарисейски умело продвигаются темы «единого славянского народа», «гражданской войны на Донбассе», «войны как наказания свыше за отказ от русского мира» и прочего имперско-поработительного контента.
Не о Вере речь. И даже не о поместной церкви. А об одном из направлений гибридной войны. И свой церковный блок-пост Кремль будет защищать отчаянно и до последнего, что лишь подчеркивает его значимость.
Вторая наша вопиющая общность — это ценностная система правящего сословия.
Мы говорим об обогащении любой ценой при лицемерной патриотической риторике. О демонстративной подмене законов и демократических процедур на непубличные «договорняки». Об отношению к согражданам как к субстанции, которой управляют по физическим параметрам — налоговым давлением, социальной температурой, пределом усталости, а не по социальным — убеждением, взаимной ответственностью, справедливостью. И т. п.
Было время, когда Путин имел в Украине свыше 30% электорального рейтинга, то есть, мог запросто править и здесь. Наш бывший МинСтець действует по образу и подобию российских пропагандистских ведомств, только при меньших ресурсах.
У наших и российских правящих кругов точно не война, а усложненный период партнерства. Который имеет как минусы, так и несомненные плюсы в виде «новых бизнес-сфер».
Кстати, тактика Кремля давно строится не на военной силе, а на сотрудничестве. На том, что совместными усилиями удастся принудить Президента Порошенко имплементировать «минск» и попытаться внедрить ненавидящий Украину Донбасс обратно. Что рискует вызвать распад Украины изнутри, как бы без участия России.
Понимаете, во власти и при кормушк у нас и у них — действительно «одинарод». Не идентичны, но подобны. Одна группа крови, одинаковый резус-фактор, общие оффшоры, только счета разные. Да и то не всегда. Общая мораль, точнее, ее отсутствие.
Ну а перекладиной для виселицы украино-российского единства служит молчаливая конформистская масса, от роду ведомая, не способная на поступок. Да, здесь ее заметно меньше, но все равно большинство.
Ее нельзя просветить, привить сознательность и прочее. Возможно только внедрить такие общенациональные правила жизни, что влияние этой пассивной прослойки на судьбу страны было минимизировано.
Кстати: в статье ни слова, что Украина обречена на военное противостояние с Россией. Потому что это кровавый путь к единому концу. Мы сможем со временем мирно сосуществовать по соседству.
Но сначала надо полностью размежеваться, выйти на полное самообеспечение, отбросить, как бесплодное, даже теоретизирование о совместном будущем. И иметь военные контраргументы любому поползновению. А после обнуления можно выстраивать отношения — на основе обоюдного патриотичного прагматизма. Не при нашей жизни, но можно.
Если суммировать изложенное, то у нас отечественная война против «единого народа» с Россией. Война, которую ведет гражданское общество при фактическом пособничестве противнику со стороны олигархической власти.
И надо помнить, что признание войны войной не только мобилизует население. Это еще и принципиально развяжет руки патриотическим силам, готовым сражаться за Украину. Не только против внешних врагов
Александр Кочетков, аналитик и политтехнолог, специально для Politeka