«Часто слышу вопрос: «Зачем вы туда ездите? Это обязанность государства искать и возвращать тех, кто погиб». Люди, хоть они и мертвы, хотят домой. Для них война уже закончилась. Но у каждого из них есть родители или дети, которые их ищут и ждут. Нахожу на поле боя парня. Достаю из кармана паспорт. Узнаю, что он отец двоих детей», — рассказывает Собуцкий.
Собуцкий является депутатом Луцкого городского совета. Ездит с гуманитарной миссией «Черный тюльпан» в ДНР два года.
«В зоне АТО был много раз. Искать тела мы могли начинать уже на второй день после боя. Вокруг — разбитая техника, гильзы, гранаты. Часто с нами ходит сапер. Смотрит, чтобы мы не подорвались на минах», — рассказывает подробности он.
»Мы должны объединиться от Балтийского моря до Каспийского. Создать пояс противостояния Кремлю»На территории, которую контролирует «ДНР», волонтеры должны говорить на русском.
«Нас всегда сопровождал вооруженный «ДНРовец». Перед первыми поездками военные психологи рассказывали, как вести себя с ополченцами. Сепаратисты обменивают своих погибших бойцов на наших. Два тела террористов нам удалось обменять на 22 тела и 5 фрагментов киборгов. Так просто тела в морге Донецка никто не отдает. Стараемся побольше их погибших найти, чтобы обменять на наших», — отмечает он.
По словам Николая, сообщать людям о смерти родственников волонтеры не имеют права. Тела находят и доставляют в днепропетровский морг. Родню о потере официально извещают из военкоматов.
«Когда находим человеческие останки — записываем, откуда забрали тело, в каком состоянии, что за вещи лежали рядом. Когда тело поступает в морг, они заводят номер на него. Самое трудное — идентифицировать погибших, которые сгорели в БТРе. Температура при горении спецтранспорта бывает такой, что полностью расплавляется броня. Что говорить о человеке? Должна быть целой хотя бы одна кость или мышца. Происхождение тела, подверженного воздействию высоких температур, не поможет установить никакая экспертиза ДНК», — рассказывает представитель «Черного тюльпана».
Волонтеры часто наталкиваются на пустые захоронения.
«Нашли могилу с крестом. Местные говорят, что там украинский корректировщик похоронен. Раскопали ее — пустая. Выяснили, что его российские солдаты забрали с собой. Дальнейшая судьба неизвестна. Бывает, что убитый украинский солдат лежит под открытым небом, разлагается. Когда спросили у местной женщины, не знает ли, где захоронены военные, она уточнила: «А вы за нашими приехали? Или за укропами? Наших забирайте, а укропы пусть гниют».
Тогда становится понятным, кто и на чьей стороне, говорит Собуцкий.
«Осенью прошлого года искал отца моего знакомого. Он исчез в районе Марьинки. Я тогда там был. Знаю, что в Марьинке в то время не стреляли. Специально поехал на Восток, его искать. Нашел в селе Красном. Мужчина ушел воевать добровольцем. Стоял недалеко от села с собратьями. В Красное ходил в магазин за продуктами. Судмедэксперт сказал, что он умер от воспаления легких. Местные испугались, что на них смерть повесят, потому бросили тело в колодец. Но его карточку забрали себе. Покупали с ее помощью продукты», — рассказывает шокирующие подробности Собуцкий.
Миссия «Черный тюльпан» финансируется за счет пожертвований граждан.
«Заправка машины стоит 5 000 гривен. Это чтобы добраться из Луцка в Донецк и обратно. Едут 4 человека. Люди скидывают деньги на карточку. Рефрижераторы дорогие. Нам предлагали из Германии за $10 000 пригнать, но нужно еще столько же, чтобы сделать на него документы», — уточняет он.
У нас стреляют, а вы о гей-параде и крестном ходеУкраина не занимается поиском своих погибших героев, потому что это невыгодно. Семье пропавшего солдата не надо платить компенсации и давать льготы. Так считает собеседник Politeka Андрей, который сражается на Востоке полтора года. Фамилию просит не называть.
«Матери и жены пропавших военных часто не знают, к кому им обращаться. Они пишут заявления в полицию, идут в Министерство внутренних дел, обращаются в СБУ и Министерство иностранных дел. Но чиновники только перекладывают ответственность с себя на других. Ноль реакции государства на протесты под парламентом и стенами правительства. Родственникам сочувствуют, но ничем помочь не могут. Надежда у них только на волонтеров», — отмечает Андрей.
В зоне АТО Андрей потерял двух друзей.
«Тела товарищей нам удалось вывести под обстрелом. Ребят доставили домой, родные смогли попрощаться с ними и похоронить. Но у моей соседки сын исчез еще в 2014 году. Совпадений ДНК нету. Ребята, которые с ним воевали, говорят, что видели, как он погиб. Но мать, сестра и жена отказываются в это верить и не теряют надежды увидеть его живым. Неизвестно, удастся ли когда-нибудь найти тело. В том бою сгорело много техники. А в ней люди. Что здесь может сделать государство? Да хотя бы предоставить родным психолога, который помог бы пережить потерю. Но проблемами близких, к сожалению, никто в нашей стране не занимается», — говорит Андрей.
По словам бойца, когда потеряли контакт с родными, которые в зоне АТО, надо обратиться в Межведомственный центр помощи в вопросах освобождения пленных и розыска пропавших без вести при СБУ.
«Ни в коем случае сами не отправляйтесь на поиски родственников или друзей в АТО и на территорию, контролируемую сепаратистами. Родителям и детям пропавшего надо сдать образцы слюны, чтобы ваш ДНК сравнили с другими образцами в лабораториях. Хорошо, что анализы ДНК для родственников проводят бесплатно. В частных клиниках они стоили бы 3-4 тысячи гривен. Ибо на рефрижераторы у государства денег нет. Те, которые волонтеры используют для транспортировки тел, куплены на средства пожертвований, но никак не государства. А рефрижератор нужен не только для вывоза тел из АТО, но и для возвращения убитых домой», — рассказывает Андрей.
Отмечает, что, кроме волонтеров, поисками тел погибших должны заниматься правоохранительные органы.
»Черные лебеди» на границах России: наступает время радикалов«Мы не имели бы проблем с сотнями пропавших безвести, если бы у каждого военного АТО изначально был именной жетон. Наибольшие потери украинцы понесли в Илловайском «котле» и у Донецкого аэропорта. Многие ребята, которые отдали свою жизнь за Украину, до сих пор не вернулись домой в гробах, не были отпеты и захоронены достойно. Надо понять, что война не закончится, даже если конфликт будет разрешен и оккупант отступит. Точку можно будет ставить тогда, когда последнего павшего в бою или замученного в плену воина похоронят как героя. Погибших надо искать сразу, а не откладывать на потом. Поиски должны начинать, пока есть очевидцы боев или пыток, которые могут указать на могилу воина, пока останки не растащили собаки, а свежие захоронения легко найти», — заверил военный.
Как ранее сообщала Politeka, боевики пытаются обменять на украинских военных «вора в законе». В списке, который боевики в прошлом году передали украинской стороне для проведения обмена заложниками, числятся лица, которые никак не связаны с боевыми действиями на Донбассе, однако имеют проблемы с законом.
Яна Романюк
