Как утверждают украинские правозащитники, оккупанты организовали лагеря принудительного бесплатного труда, где удерживают даже тех, кто давно отбыл свой срок заключения.
Почему неподконтрольная Украине территория превращается в аналог Северной Кореи, как выглядит жизнь за решеткой на Донбассе и что делает центральная власть для защиты прав заключенных, в интервью Politeka рассказал руководитель «Восточной правозащитной группы» Павел Лисянский.
— Прошло три года с начала боевых действий на Донбассе. Какая там ситуация с пенитенциарными учреждениями?
— На сегодняшний день примерно раз в квартал наш омбудсмен забирает по 19 заключенных из ДНР. Конечно, это лучше, чем ничего, но это капля в море по сравнению с тем количеством людей, которые там остались — около 4 тыс. Это учитывая, что некоторые уже освободились. В «ЛНР» такое же количество содержится. То есть в совокупности около 10 тыс. человек находятся в местах лишения свободы на оккупированных территориях.
— Почему так получилось, что заключенных в свое время не перевезли на подконтрольную территорию?
— Сложно сказать, каковы причины. Очевидно, это результат халатности власти. В частности, тех, кто должен был их эвакуировать. Нам удалось перевезти только одну женскую колонию из поселка Бетманово (до 2016 года — поселок Красный Партизан, — ред).
— То есть все же были инструменты для того, чтобы людей оттуда вывезти?
— Я постоянно нахожусь на линии разграничения. Помню, какой был бардак в начале войны. Все бежали, кто куда мог. Чиновников на местах практически не было. Так что тот факт, что эвакуировали хоть одну колонию – это очень хорошо.
На моих глазах сепаратисты захватывали власть на местах: Антрацит, Дебальцево, Луганск… Сразу заходили во все государственные учреждения, особенно те, где было оружие. Понятно, что в местах лишения свободы оружия было немало.
В 2014 году все было достаточно зыбко. Украина освобождала один населенный пункт за другим. Еще не было российского контингента. Когда Киев потерял контроль и стало понятно, что никто никуда не вернется, многие присягнули так называемым республикам. Часть людей из пенитенциарной системы перевелись на новые места работы – на подконтрольную территорию. Каждый решал этот вопрос через личные связи. Если у человека было желание перевестись в другое место, то он это делал.
— Кто сейчас обеспечивает жизнеспособность пенитенциарной системы Донбасса? Ведь это огромное количество учреждений, людей, работников.
— Не секрет, что 50% гуманитарных конвоев, которые до сих пор приезжают из России, идут на поддержку мест лишения свободы. Информация достоверная. Хоть и не могу назвать наши источники. У нас свои информаторы. Кроме того, я там родился, вырос. Знаю многих. Так что поверьте на слово — РФ достаточно финансово дотирует регион.
— О каких суммах идет речь?
— Сложно назвать конкретные суммы. Но зарплаты у них такие же, как в Украине. Деньги получают вовремя. Хоть сама система строже. Выстроена по примеру советских спецслужб. Места лишения свободы на оккупированных территориях входят в систему МВД РФ, где достаточно большая оперативная служба. На руководящих должностях в основном находятся люди, которые воевали.
Айдер Муждабаев о деревне-России и пропагандистах-либералах— Заправляют всем россияне или местные?
— В каждом месте есть свой куратор от российских спецслужб. Сами же россияне на мелких должностях в тюрьмах не работают. В основном, там привлечены местные.
— Вы неоднократно заявляли, что сегодня на Донбассе действуют так называемые «трудовые лагеря». О чем речь?
— А как иначе их можно назвать? При Украине на Востоке были промышленные зоны, где работали заключенные. Но у нас никогда не было и нет трудовых колоний. Есть только исправительные. То есть люди работают определенное количество часов и только по желанию. За это им выплачивают зарплату. По закону даже должны заключить отдельный трудовой договор. Лицо может в таком случае рассчитывать на условно-досрочное освобождение. На Донбассе такого нет. Там ты обязан работать. Если не работаешь, то к тебе применяют соответствующие меры. В частности, карцер, физическую силу. Могут ограничить передачи (которые и без того из Украины не доходят). Работать заключенный должен не 2-3 часа, а с шести утра до шести вечера в лучшем случае. Если в колонии есть определенный заказ, то работают все без передышки, пока не сделают. Людей содержат как рабов.
— Какую именно работу выполняют?
— В 19-й колонии изготавливают шлакоблоки, древесный уголь. 60-я колония – кузница и т. п. Никакие деньги за свою работу никто не получает. Разве что раз в месяц несколько сигарет. Если это можно назвать зарплатой.
Местные конвоиры пытки не применяют. Для этого есть спецподразделение управления исполнения наказаний «МВД ЛНР». Когда есть тенденция, что люди отказались работать (часто по уголовным понятиям), их сводят всех в один барак. Туда приезжает «МВД ЛНР» и осуществляет силовую зачистку. Как они говорят – «вправляют мозг на место».
— Жертвы были от такого «вправления»?
— Да. В 17-м СИЗО точно знаю, что несколько заключенных после таких рейдов умерли. Причем их насмерть не забили. Умерли от того, что не получили никакой медицинской помощи.
Там вообще нет никакого медицинского обслуживания. Никто этим не заморачивается особо. Посмотрите, как в РФ относятся к заключенным. Тогда все становится понятным. То, что творится в «ДНР», «ЛНР» – это отражение российской действительности. Выжил – выжил. Нет – кто тебе не давал работать?
— Но в Украине в тюрьмах тоже не сладко.
— Все равно у нас такого нет. Посмотрите, сколько бунтов было не так давно в местах лишения свободы. Они постоянно возникают.
Нельзя сказать, что в украинских тюрьмах все хорошо. Вот недавно был в Одессе, после того случая, когда убили сотрудницу (в одесском следственном изоляторе в мусорном контейнере было обнаружено расчлененное тело сотрудницы, ее убил заключенный, – ред). Фотографировал, чем кормят там заключенных.
Но принудительного труда у нас нет. Если случаются нарушения прав человека, то можно это донести до информационного поля. Зато в места лишения свободы на Донбассе даже международных представителей не пускают.
Война и «Минск»: три года гибридного мира— Вы занимались делом экс-заключенного «ЛНР» Александра Ефрешина. В чем особенность его истории?
— Он попал в тюрьму еще до конфликта на Донбассе, в 2011 году, за угон автомобиля. По решению украинского суда, в силу закона об амнистии, должен был выйти на свободу еще год назад. Однако руководство тюрьмы «ЛНР» так не считало. Сказали, что будешь сидеть, так как у нас действуют законы «ЛНР». Поэтому два года пересидел.
Во всем цивилизованном мире закон обратной силы не имеет. Если человека осуждает государство Украина, то почему он должен отбывать наказание в так называемой «ЛНР»? Второй вопрос – почему же вы его держите, если вы такие бедные, весь свой гуманитарный конвой им отдаете?
— Как удалось Александра оттуда вытащить?
— Это комплекс мероприятий. Главное здесь – международное давление. Наш отчет об этой ситуации напечатали в BBC. Потом встретился с депутатами немецкого бундестага. Информацию внесли в резолюцию ПАСЕ. После всего этого Плотницкий на своем заседании дал команду разрешить киевскому омбудсмену посещать места лишения свободы так называемой «ЛНР». Приехала проверка в тюрьму, где сидел Александр. Ему предложили написать опровержение. Тот отказался. Тогда предложили написать заявление – прошение о досрочном освобождении. Таким образом его отпустили.
— Сколько людей с подобными историями?
— Таких очень много – 40%. Год–два спокойно пересиживают. Вообще, этим вопросом должен заниматься Минюст. Но не занимается. Конечно, те, кого удерживают в тюрьмах «ЛНР», «ДНР» – не политзаключенные. Но они – заложники.
Если в «ДНР» есть хоть какой-то обмен, то в «ЛНР» вообще ничего нет. Там разная система развития. В «ЛНР» все более «левое». Между собой «республики» конкурируют. Да и Плотницкий «обеспокоен» развитием культа Захарченко. Кроме того, в «ДНР» поступает больше денег. Это стратегически важный регион для России.
В «ЛНР» заявляют, что пока у них не будет международного договора с Украиной, никакой передачи заключенных не будет. Однако Украина никогда на это не пойдет. Ведь она должна тогда их признать. Да и зачем отдавать заключенных? Если это сделают, то многие люди потеряют свои рабочие места. Во-вторых, лишатся прибыли. А речь идет примерно о 400 тыс. долларов ежемесячно — как в «ДНР», так и в «ЛНР».
Кроме того, не будет гуманитарной помощи, 70% которой продается. Не забываем о наркотрафике. В местах лишения свободы есть же постоянные потребители наркотиков.
— Как рассчитываются за наркотики?
— Деньги в местах лишения свободы – не проблема. Как и телефон. Вспоминаю один случай. Отец заключенного, отбывающего наказание в «ЛНР», рассказал, что сын проиграл в карты полмиллиона гривен. Утром следующего дня к нему пришли за деньгами. Отец — шахтер на пенсии. Но сына любит. Взял кредит, отдает долг. Вот такие суровые реалии.
— Не такие уж и суровые, если даже в «трудовых лагерях» заключенные могут общаться по телефону.
— Не у всех есть доступ к мобильной связи. Только у тех, у кого есть деньги. На всех один телефон, но много SIM-карт. За каждый звонок нужно заплатить. В тюремной иерархии кто старше, у того есть свои постоянные телефоны. Часто устраивают обыски. Работники забирают телефоны. Тогда заключенные должны у конвоиров снова их выкупать. Вот такой бизнес настроен. До недавнего времени еще и смартфоны были. Но запретили. Александр, собственно, через интернет обратился за помощью в «Красный крест». А те переадресовали его мне. Смешно, конечно. «Красный крест» решил «мелочами» заниматься.
— Донбасс называют отечественным аналогом Северной Кореи. Согласны?
— Пожалуй. Я, например, не могу туда вернуться. Нахожусь в расстрельных списках.
— Возможно ли вернуть оккупированную территорию и восстановить старый порядок вещей, довоенный?
— На Донбассе, как я вижу это сейчас, идет полная интеграция в РФ. У детей дневники с российскими датами. В школах дважды в день включают гимн «ЛНР». Представьте, как это мозг промывает.
В общем, для возвращения Донбасса мы мало что делаем. Даже если и вернем эту территорию, то получим враждебно настроенное к Украине общество. Там сочтут ее врагом.
— Что же тогда делать, отказаться от идеи реинтеграции?
— Нужно работать на прифронтовых территориях. Защищать права людей. Вводить там демократические преобразования. Будем честны: кто из политиков сейчас реально работает на Донбассе? Никто.
Екатерина Вайдич о мечтах детей Донбасса, агрессии Кремля и «венском формате»Вот вам пример — в городе Торецк, бывшем Дзержинске, обнаружили «черные» списки работодателей. То есть работников, которые жаловались на невыплаченную им зарплату, вносились в этот «черный список». И они больше в этом городе не могли устроиться на работу.
Еще один «кейс» — работники государственного предприятия ПАО «Лисичанскуголь» уже полгода не получают зарплату. Шахты не закрывают, но и зарплаты не выплачивают. Также есть города, куда специально ограничивают ввоз продуктов. Местные предприниматели совместно с полицией, а также военные договорились между собой, что ограничат прифронтовому городу снабжение продуктами, чтобы люди покупали только в городе – в два-три раза дороже. За это каждый получал свой откат. И такое было.
— Каковы настроения населения на прифронтовых территориях?
— Вот история со светлодарской городской больницей. Она находится на линии фронта. Врачам год не платили зарплату. Мы, как правозащитники, сказали органам власти: если вопрос не решите, то устроим пеший поход врачей в белых халатах от линии фронта к обладминистрации. Чтобы вам всем стыдно было. Добились, чтобы врачам вернули деньги.
Часто именно из-за проблем с работой распадаются семьи. Если говорить о работниках завода, то речь идет о каких-то 5 тыс. грн месячного заработка, а человеку жить не хочется. Как показывает опыт, очень часто именно группы обиженных людей является инструментом для диверсий и тому подобное. Дай им в руки оружие — они и пойдут.
— Почему именно на Донбассе обнаружилась такая массовая поддержка «русского мира»?
— Никогда на Донбасс не ездили работать политики демократической направленности. Там всегда были коммунисты и Партия регионов. Официально коммунистов сейчас нет, но подпольно они есть, набирают обороты в регионе.
Да и многие студенты уезжали учиться в Россию. А кто агитировал школьников? Украинские вузы туда не приезжали, в отличие от российских. Вот и имеем последствия.
Для примирения нужно постоянно работать на прифронтовых территориях: в школах, детских садах, организовывать разъяснительную работу, защищать права людей, перестать, наконец, ограничивать во всем переселенцев.
— Сделали ли мы выводы из уже пережитого за последние три года?
— Вряд ли. Такие направления работы, как примирение, сплочение не являются сейчас приоритетом государственной политики. Все понимают, что даже если и вернем утраченные территории, то люди не будут голосовать за демократов.
У нас же децентрализация – власть на местах. Это не только увеличение бюджета, но и ответственность, решение проблем на местах. Поэтому в каждом городе у нас должен быть свой омбудсмен, который был бы рупором перемен, кто бы кричал во весь голос о нарушении прав человека. Должен быть соответствующий механизм для того, чтобы люди могли хоть как-то защитить свои права. Если сейчас не сломаем всю эту несправедливую систему, то лет через 15 нашим детям ее будет невозможно сломать.
Романия Горбач