Переговоры Порошенко с Меркель
Меркель сначала поговорила с Путиным, но очередность мало о чем говорит. Она могла точно так же сначала поговорить с Порошенко, а потом с Путиным. Но сам факт, что она переговорила с Путиным и держит с ним постоянно контакт, говорит о том, что Германия понимает, что без решений, которые принимаются в Кремле, о каких-то подвижках на Донбассе, в частности разворачивании миротворческой миссии, всерьез говорить не приходится.
Германия с 2014 года последовательно стоит на своей позиции, что с Россией при всей ее угрозе, рисках дестабилизации необходимо поддерживать диалог, чтобы искать любые возможные решения конфликта.
Разговоры России о том, что миротворческая миссия ООН должна ограничиваться охраной миссии ОБСЕ, говорят о том, что стороны, видимо, не продвинулись в определении формата миротворческой миссии под эгидой ООН и вернулись к той риторике, которая была изначально: о миссии ОБСЕ, а потом о миссии ООН как о чем-то вспомогательном.
Это не очень хороший сигнал, потому что практически миротворческая миссия ООН, которая охраняла бы миссию ОБСЕ — мало реализуемый проект.
Изначально он создавался с целью поговорить, обсудить возможные варианты, ситуацию в целом, обменяться мнениями, но не фактически перевести конфликт на Донбассе на какую-то новую стадию. Возврат к этой риторике сейчас говорит о том, что, возможно, идея с миротворцами под эгидой ООН пробуксовывает, хотя с самого начала было понятно, что она будет достаточно сложна в реализации, будет требовать компромиссных решений со всех сторон.
Здесь не обойтись без учёта мнения России. Такие разговоры свидетельствуют о том, что шансов на разворачивание миротворческой миссии ООН в ближайшее время очень мало.
Санкции США
Дело не в том, что российские олигархи обеднели на несколько миллиардов за пару дней, а в том, что российская экономика за четыре года, которые прошли с начала агрессии в Украине, потеряла 25% своего веса в номинальном выражении. Против России главным образом работает время.
Главная проблема для Кремля — можно затягивать ситуацию сколько угодно, не подвергаться каким-то драматическим мерам со стороны Запада, но того, что уже сделано, достаточно для того, чтобы в долгосрочной перспективе возможности России только сокращались. Чем быстрее это поймут в Кремле — тем быстрее будут готовы на какие-то уступки.
Они в последние годы демонстрируют в отношении Донбасса готовность идти на уступки, вопрос только в том, на какие. С одной стороны, ждать от санкций, что они каким-то волшебным образом поменяют риторику или практические шаги, не нужно, потому что санкции последние 25-30 лет очень редко работали так, как мы себе это представляем.
Ждать, что Запад что-то новое введет против России, предпримет гораздо более энергичные шаги — тоже не нужно. Того, что они делают, с их точки зрения, вполне достаточно, никто не будет рисковать обострением отношений и возможностью открытого конфликта с Россией, никому не нужен распад Российской Федерации, потому что эта ситуация создаст кучу других проблем.
Избранный на сегодня метод давления на Россию абсолютно адекватен для Запада. Нам кажется, что этого мало, нам хотелось бы большего, всего и побыстрее. Но быстрее не будет, будет медленно, но очень эффективно. Приведет ли это к конкретным изменениям риторики в отношении Украины и когда это произойдет — сказать сложно, но на глобальной арене позиции России со временем будут ослабевать. Наша задача — сделать, чтобы это не происходило с нашими позициями.
“Северный поток-2”
Во-первых, в глобальном, долгосрочном плане позиции России ослабевают. Она уже не претендует на звание энергетической сверхдержавы, о которой речь шла 10-15 лет назад, на пике экспортных возможностей России.
Речь уже не идет о том, чтобы превратить поставки газа и нефти в средство политического давления. Речь идет о том, чтобы хотя бы сохранить те деньги, которые Россия получает от экспорта энергоресурсов, то есть вернуться к нормальной роли, которая зарезервирована за государствами типа Саудовской Аравии — поставлять энергоресурсы в обмен на деньги.
Время работает против России. Год за годом, десятилетие за десятилетием в структуре мирового энергопотребления доля нефти и газа будет сокращаться.
Что касается тактического момента, то здесь, конечно, строительство “Северного потока-2” не слишком усиливает позиции России, потому что у нее сложный диалог с европейцами, она зависит от потребителей своего газа не меньше, чем они от нее. Ей придется непросто, даже если этот поток будет построен. Это подрывает наши позиции, потому что деньги, которые мы получали и получаем за транзит газа по нашей территории, можно в один прекрасный день потерять.
Мы этого не хотим, хотим, чтобы европейцы этого не допустили, чтобы не они с россиянами зарабатывали деньги, а мы продолжали зарабатывать. Насколько эта позиция сильна и оправдана — другой вопрос.
Европейцы могут пойти на предложенный Порошенко путь модернизации украинской газотранспортной системы, если увидят, почему они должны не строить собственные газопроводы с Россией, уменьшая количество государств-транзитеров, а тратить деньги на Украину, в частности на ее газотранспортную систему.
Если бы мы предложили им эту идею, имея гораздо более низкий уровень коррупции, демократическое правовое государство, полностью прозрачные схемы оплаты поставок, тогда была бы у нас более убедительная риторика и сильная позиция. Наша сегодняшняя позиция: давайте вы не будете строить выгодный вам газопровод, а вместо этого дадите нам денег.
Химическая атака в Сирии
Это часть цены, которую Россия добровольно согласилась платить. Она вмешалась в ситуацию в Сирии на стороне правительства, против которого шла революция, она открыто ставит своей целью поддержать, удержать это правительство, которое было замешано в пересечении разнообразных красных линий, в том числе подозревалось в использовании химического оружия для военных действий. Естественно, в такой истории Россия будет первым подозреваемым.
Здесь уже даже не действует презумпция невиновности. Есть картинка ситуации в Сирии и есть Россия, которой никто не верит. Это обоснованно, потому что за последние годы было принято много решений, к которым не было готово мировое сообщество.
Сегодня Россия открыто играет на стороне плохих ребят в Сирии, поэтому нет ничего удивительного в такой международной реакции.
Совет безопасности ООН и Организация Объединенных Наций в целом давно уже перестали быть местом, где принимаются важные решения, которые потом соблюдают разные государства. Был короткий период во время холодной войны, когда решения Совета безопасности ООН что-то для кого-то значили. Сейчас мировой порядок находится в кризисе.
Голоса в Совете безопасности, процедура принятия решений, право вето — все приводит к тому, что крайне редко позиции великих государств, постоянных членов Совета безопасности позволяют принимать консолидированные решения. ООН в целом превращается в место для дискуссии, не более того.
Во-первых, решения не принимаются, потому что нет единодушия. Во-вторых, даже если бы они принимались, нет возможности заставить другие государства их выполнять. К сожалению, кризис ООН длится давно и постоянно усугубляется.
