Антон Наумлюк, российский журналист
Процесс по делу Сенцова и Кольченко был первым громким и открытым над украинцами в России. Мы тогда еще не знали, что это будет такой конвейер политических дел, бесконечный, как война.
Мы, я имею в виду, — это журналисты, нескольких изданий, которые буквально поселились в Ростове, чтобы каждый день ехать вместе в Северо-Кавказский военный суд на Нагибина, пытаться прорваться в мизерный третий, кажется, зал заседаний и снимать, писать оттуда. Многие из нас потом оказались в ростовском Донецке, а некоторых я никогда уже не видел.
Сенцова жалеть было совершенно невозможно. Он выглядел и вел себя так независимо, что иногда было не очень понятно, кто кого судит. Он отказался участвовать в процессе, только выступил в начале и в самом конце уже с последним словом.
»Мы должны объединиться от Балтийского моря до Каспийского. Создать пояс противостояния Кремлю»Потом, когда я съездил в Киев, пообщался с теми, кто был с Сенцовым на Майдане, кто сотрудничал с ним по вопросу эвакуации из Крыма украинских военных и их семей, — стало понятно, что это ходячее противоречие. С ним и адвокатам было не легко порой. У него вообще, как мне кажется, какая-то своя система моральных координат, сложная и мало применимая для других.
Не знаю, что дало ему силы выдержать пытки и не сломаться: убежденность или врожденное упрямство. Но когда он и Саша Кольченко обнявшись запели гимн Украины, мы плакали. Судья читал приговор, парни пели, а мы плакали.
Их держали потом в Ростовском СИЗО месяца три. Мы носили им передачки и надеялись, что раз не отправляют по этапу, значит — готовят к обмену. И вроде бы так и было, а потом все будто оборвалось: Саша — в Челябинске, Олег — на краю земли, в Якутске. И мне рассказывают, что в Кремле даже слушать не хотели о помиловании «террористов». «Мочить в сортире», вот это все. Для нас тоже тогда будто оборвалось.
Олег, слушай. Я сегодня говорил с человеком, у которого силовики украли сына. И я его спрашиваю: «Чего вы ждете?». Потому что он смотрит прямо в глаза и спину не сгибает. А он отвечает: «Когда режим падет. Рано или поздно так будет и тогда я узнаю, где мой сын. А может и обниму его». Понимаешь, так и будет. Нужно только немного подождать.
И последнее. Однажды я написал тут поздравление с днем рождения заключенному Гене Афанасьеву. А следующее уже писать в тюрьму не пришлось. Хочу, чтобы так и сейчас произошло.