Оксана Корчинская об обострении в АТО и будущем медреформы (видео)

— Вы только что вернулись с фронта, расскажите, что там происходит?

— Там сейчас обострение ситуации. К сожалению, сейчас, на мой взгляд, одно из самых слабых командований в АТО за все три года. Мне грустно,  вскоре третья годовщина по Иловайску, и тогда я была убеждена, что через три года мы будем иметь настоящую украинскую армию, мы преодолеем «совдеповский синдром», который у нас еще сильно закреплен в руководстве Вооруженных сил Генштаба. У нас непростое время в зоне АТО, а очередной командующий думает о том, как из подвала или бункера бесконечно требовать карты и слайды. Очень больно, когда боевые командиры, вместо реальной помощи, просят у тебя принтер или бумагу, потому что их замучили  бумажной работой. У них элементарно нет подчиненных, которые знают, как это верно оформлять.

В последние полтора месяца фактически открыта охота на добровольцев в зоне АТО. Генерал, который в свое время служил в Советской армии, очень гордится этим и всем рассказывает о своих подвигах в Югославии. Правда, я так не поняла, каким образом, мы вроде бы там и не воевали, а были как контингент. Тем не менее, он считает, что наши командиры первыми открывают обстрелы. Это неправда. Нам часами не дают возможности ответить, мы несем потери исключительно из-за того, что враг видит нашу слабость и заваливает нас минами. А мы можем ответить только на каждую десятую.
Две недели назад, я подняла скандал и доехала до начальника Генерального штаба Виктора Муженко. Я просто попросила генерала Муженко, впервые за три года, а мы переживали разных командующих АТО, этого человека, которого он себе выбрал в штаб, этого «совдеповского» генерала, по моим личному мнению, и часть командиров меня в этом поддерживают, забрать к себе в штаб, потому что это не тот человек, который должен быть в АТО.

— Что вам на это ответил Муженко?

— У нас сейчас дошло до того, что нашим медицинским добровольческим госпитальерам не дают работать, вывозить раненых. Есть распоряжение генерала Локоты, согласно которому он требует, чтобы наши парамедики на реанимационных автомобилях вывозили раненых, так как только они могут помочь вооруженным силам вывезти раненых. Это очень сложные участки, но у них большой опыт. В подразделений не хватает медицинских кадров и транспорта. Есть«Богдан», который нам подарил президент, так это не автомобиль первого края, так как автомобиль первого края — это бронированный автомобиль. Также нам хронически не хватает медицинских «Саксонов» (британский колесный бронетранспортер. — ред.). И мы вынуждены каждый раз, когда выходит подразделение, просить, чтобы он оставил или перекомандировал «Саксон», или любой другой бронированный автомобиль, который может вывезти на этом этапе, потому что забирают или военные медики подразделений, или добровольческие подразделения. Это всем известная команда Хоттабыча, Первый добровольческий мобильный госпиталь (ПДМГ) и госпитальеры.
Сейчас на госпитальеров просто объявили охоту, требуют от них, чтобы они сидели на командных пунктах сначала батальонов, а теперь на командных пунктах бригад. А , извините, чтобы доехать непосредственно до раненого на линию соприкосновения, нужно 1,5-2 часа, поэтому речь о спасении уже не идет.
Очень часто госпитальеры выносят раненых на руках. Например, несколько месяцев назад спасли пятерых морских пехотинцев. Там такая территория, на автомобиле вообще нельзя было проехать, так ребята выносили их на руках и спасли жизнь всем морским пехотинцам.

— Все же, что вам ответил Муженко, вы говорили, что обращались к нему?

— Он мне обещал все исправить, обещал, что он подействует на генерала Локоту, и запретит ему проводить совещания по 8 часов. Потому что у нас бывало по два совещания в день, причем каждое в среднем по четыре-пять часов, и офицеры, извините, не могли реагировать на происходящее в АТО. У них обстрелы, а они постоянно на совещаниях.
У нас была конфликтная ситуация, я благодарна, что генерал Муженко встал на сторону Украины и Вооруженных сил, когда был выведен разведбатальон и покинуты три километра наших территорий. Я очень благодарна, что когда под утро доехала до Муженко, и он, не зная объективной ситуации, смог по моей информации принять правильное решение. Слава Богу, что мы успели вернуть контроль над своей территорией, потому что это серая зона. Все это произошло только потому, что командующим было принято странное решение: разведывательное подразделение сделать сухопутными войсками.

Степан Хмара об осенних протестах и земельной реформе
Я не буду разбираться в военном деле, потому что три года я  координирую работу наших военных медицинских подразделений. Причем не только Вооруженных сил, но и Национальной гвардии, гражданскую медицину, потому что мы там работаем как единый алгоритм по вывозу раненых, независимо от того, кто это — Вооруженные силы, Национальная гвардия, добровольцы, волонтеры или мирное население. Мы там сделали, еще три года назад, госпитальные округа, и работаем единой системой для спасения граждан.

— С какими просьбами к вам обращаются бойцы, волонтеры? Что вам удается сделать, как народному депутату?

— В последние недели мне было трудно работать.  Запретили пускать меня в подразделения, несколько раз это было лично при мне, потом  рассказывали, что вроде есть какой-то закон, запрещающий депутатам появляться на позициях. Поэтому сейчас обращаюсь к коллегам-депутатам: «Пожалуйста, вспомните, что есть фронт». Очень благодарна тем, кто там бывает, очень благодарна Игорю Луценко, который нам сильно помог. Ведь там очень глубокие проблемы, которые надо решать. Обычно, что-то рассказать, когда приезжает народный депутат, боятся. Он не решает проблему, ему что-то рассказали — он просто сделал звонок, а затем командование дало по голове нашим командирам за то, что они рассказали о какой-то проблеме. Проблема не решена, а люди еще и получили выговор.

— Вам там доверяют?

-Доверяют. У меня нет фейсбука, живу на фронте, непосредственно в подразделениях или в военных госпиталях. То есть со мной по несколько дней нет связи, как с ребятам из подразделений,  Киевстар там не работает. Зато работают «сепарские» каналы на наших подконтрольных землях, где расположены наши подразделения.

И когда ты живешь одной жизнью с военными, то вам ничего не надо рассказывать, вы сами все видите. Поэтому я расцениваю угрозы со стороны генерала Локоты о том, чтобы меня не пускать даже на командные пункты батальонов, это было в связи с тем, что я приехала в 59 бригаду, как только узнала, что у них был разрыв «Молота» . Это миномет «Молот», он очень дорого стоит для нашего государства, и это был очередной его разрыв. И данном случае у командующего была цель не дать мне узнать, что у нас есть очередной разрыв миномета.

Слава Богу, не было раненых. Но это уникальная ситуация, потому что перед тем у нас были погибшие, и мы разбирались: 24 бригада, 72 бригада, и я приезжала непосредственно на место событий, чтобы защитить наших военнослужащих, которых обвиняли в том, что вроде бы это не миномет «Молот» виноват, что это двойная подзарядка. Я приезжала, фиксировала на телефон, разговаривала с экспертными группами, которые приезжали разбираться, чтобы наших командиров в очередной раз не обвиняли в грехах Оборонпрома. Потому что это была полная ложь, там не было двойного заряжания. Двойная подзарядка у нас действительно недавно была, разорвало миномет «Сани». Сейчас комиссия установила, что там все же была неосторожность, был очень сильный обстрел в районе Марьинки,  тогда погибли выдающиеся бойцы, и было очень много раненых. Такие случаи очень редки, но они бывают, это честно. Но по «Молоту» — это не честно. Снова разрыв по шву. Нельзя этого замалчивать. От того, что вы умалчиваете, вы оказываете услугу очередным олигархам, которые зарабатывают на Оборонпроме, но точно не помогают Вооруженным силам и нашим бойцам на фронте. Поэтому такие вещи нельзя замалчивать. Командующий приходит и уходит, а люди, которые организуют вывоз раненых, все те же, я с ними уже три года.

— Оксана, когда закончится война и  перестанет литься человеческая кровь на наших украинских землях?

— Во-первых, ее надо назвать войной. Сейчас разочарование на фронте. Ребята очень надеялись на этот закон. К сожалению, нам депутатам, его так и не передали. Мы только видели презентацию, и то, что нам передал Турчинов. Я лично ездила к Турчинову несколько недель назад, когда в один и тот же день приезжала к Муженко, с просьбой повлиять на ситуацию, чтобы дать возможность нашим командирам защищать Родину и свой личный состав. Поэтому еще раз говорю, что это полная неправда, когда говорят, что если мы не отвечаем, вроде, мы не несем потери. Все наоборот, если мы не отвечаем, у вора никакого благородства нет, он нас считает слабаками. Нас просто забрасывают минометными снарядами. А в отличие от нас, у них безграничный ресурс. Они до сих пор утилизируют на нас снаряды, в том числе и со Второй мировой.

Алексей Арестович о Путине и третьей мировой (видео)
Наши разведчики, к сожалению, не имеют права говорить, но все знают, что русские там есть , что там «ДНРовских» командиров, это максимум — командир взвода или командир роты, а остальные — это русские. Их инструктора приезжают, и теперь они официально уже от России, а не от  «ДНР» получают бешеные деньги за обучение саперов, снайперов. Мы для них — живая мишень, живой полигон, это все знают. Единственное, чему они научились — это грамотно все оформлять. Если раньше приезжали просто военные кадры, то теперь они официально находятся в отпуске. Поэтому это неправда и полная ложь.

— Как вы видите пути завершения АТО?

— Только военным путем. Во-первых, полная блокада оккупированных территорий. Местное население, ребята, которые остались на оккупированных территориях, нам говорят: «Лучше мы потерпим, вы нас здесь заблокируйте, и наши олигархи и руководство хотя бы перестанут зарабатывать на этой войне». И их «ДНРовские» и «ЛНРовские» тоже зарабатывают на этой войне. Они в сверхприбылях, как и частично некоторые олигархи, которые в дальнейшем продолжают работать с углем, хотя нам говорят, что этого не происходит. Поэтому сначала блокада. Потому что то, что происходит на территории «ДНР» и «ЛНР», зоне АТО — все видят только их каналы. Красногоровка, Марьинка, Авдеевка, даже Волноваха. Я сейчас несколько дней провела в Красногоровке, они смотрят только те каналы, а там промывают мозг так, что надежд на решение мирным путем нет.
Поэтому только объявление, что это война, только международное право, которое подчеркивает закон об оккупированных территориях, который бы предоставил нашим военнопленным статус военнопленных, а не бесконечные разговоры Минских соглашений. Для меня это «договорняки», а не соглашения, которые просто оттягивают время. Их логика была ясна еще в начале, три года назад, когда у нас не было сил, вооружение и войска, чтобы защитить нашу страну. Сейчас это не целесообразно. Это работа на руку России и, к сожалению, Западу.

— Скоро у нас состоится парад на День Независимости. Это, пожалуй, хорошо, что мы будем демонстрировать технику вместе с НАТО. Наверное, надо такое делать во время войны. Но Путин может воспользоваться этим парадом?

— Была попытка забрать у нас частично технику на парад. Слава Богу, мы это остановили, и военную технику в АТО в этом году не трогали. То есть основные силы расположены в АТО. Другое дело, что мы надеемся, и все войска в АТО надеются, что красивая техника, которую как картинку покажут на параде, приедет к нам. Иначе мы не понимаем, в чем смысл парада.
Военные по-разному воспринимают парад. Для меня лично — это день траура, потому что 24 числа были наибольшие потери во Иловайске. Тогда мы вывозили раненых, а нашу больницу захватили, и для меня была тяжелой задачей, под обстрелами, извлечь из Старобешевской больницы 13 раненых, которых фактически тогда бросили. Подполковник Кущ, по его распоряжению, они были оставлены в Старобешевской больнице. Поэтому я очень благодарна всем добровольцам и главному врачу (этот человек уже работает в Украине, вся семья его приехала, ему ничто не угрожает), что благодаря их усилиям нам удалось вывезти последних раненых. Они были брошены. Я тогда набрала главу медицинского департамента, это было где-то в 5 утра, с двадцать третьего на двадцать четвертое августа, и попросила хоть какую-то технику, чтобы доехать до Старобешево и вывезти последних раненых, а мне сказали, что вся военная техника на параде, и они ничем помочь не могут. Они сказали, что моя совесть должно быть чистой. Я сказала, подождите, там наши офицеры, там наши ребята с ампутированными конечностями, потому добровольцев я всех успела вывезти.

И после этой трагедии, когда мы все же спасли этих 13 военнослужащих, недавно я их всех видела, они, слава Богу, выжили. Некоторые из них протезированы. И вот уже с тех пор, с 29 августа, я помню, когда вооруженные силы вообще не могли справиться с эвакуацией,  они поручили это нам. Схему эвакуации, которую мы делали для добровольческих подразделений, мы сделали по всему АТО. Так она и работает.

— Мы можем надеяться, что этот сценарий  не повторится?

— Надеюсь. За эти три года мы пережили разное командование: были очень талантливые, были очень сильные, были генералы чести, их небольшое количество, но это люди, которые не боялись передовой, доходившие до последнего солдата, и с разведкой работали для того, что принять верное решения. Из подвала, из бункера нельзя принять решение, как полагают сегодняшние командующие. Поэтому для меня удивительно, что через три года, снова такой «советский ренессанс», вновь охота на добровольцев, снова, не просто оскорбили, а предали наших добровольцев.

Я встречалась с добровольцами, на них больно смотреть, они три года жизни отдавали, а большинство их собратьев уже отдали свою жизнь за родину, а их сейчас в зону ответственности, а они нам в разных уголках помогали: это были и разведчики, и эвакуаторы, а сейчас их чуть ли не под оружием выводили. Вроде есть какая-то устная команда от Муженко, хотя мне лично он это не подтвердил. Поэтому мне придется официальный запрос делать: что происходит, почему идет очередная охота, в том числе и на медицинские подразделения. Я очень этим возмущена.

— Я хотела бы поговорить с вами о медицинской реформе. Ведь вы первый заместитель комитета по вопросам здравоохранения.  Вы можете пояснить суть этой реформы? Какой она будет на практике?

— Конечно об этом надо отдельно говорить. Потому, что  25 лет в нашей стране медицинской реформы не было. Это была симуляция. Единственная первая попытка, в которую я поверила, что нам удастся сделать первые шаги реформы, была до начала каникул. Сейчас мой оптимизм иссяк. Я понимаю, что сейчас фракция Оппозиционного блока с  такими внефракционными, как Олег Мусий,  я думаю, что и Радикальная партия их поддерживает, к сожалению, сейчас это заблокируют, напишут не рабочий, а кастрированный закон.

У нас был шанс, но тогда председатель комитета Ольга Богомолец не приняла на себя в последний день ответственности за судьбоносное решение. Она все тянула, не подписывала, потом заболела, потом забрала. Затем я, как первый заместитель, подписала. Просто депутатам тогда не хватило времени с ним ознакомиться.

-То есть, по вашим словам, эту реформу блокируют? А кто именно?

— В первую очередь, фармацевтическая мафия и мафия, которая десятилетиями торгует медицинским оборудованием. Вы можете зайти на сайт комитета Верховной Рады по вопросам здравоохранения, так ровно половина из этого комитета — это люди, которые работают или являются собственниками, компаний,  годами зарабатывающих на системе здравоохранения. При медицинской реформе полностью меняется механизм оплаты. Для нас важно, чтобы пациент имел право выбирать своего врача, чтобы он оплачивал свою услугу не фатально — всем все и койко-место, которыми он может не воспользоваться при жизни, а непосредственно за то, что он получил медицинскую услугу. Это категорически меняет все.
Лозунг: деньги следуют за пациентом, но в первую очередь, зарабатывать будут профилированные врачи, имеющие соответствующую подготовку, которым пациент поверит, что не очень невыгодно для большинства медиков, которые годами не беспокоились, будет у них пациент или нет. Достаточно того, что у них есть кабинет и они выписывают лекарства на уровне «первички», а затем пациент берет этот рецепт и идет в определенную аптеку. Там написана фамилия врача и ему, этому врачу, в конце месяца выдают «благодарность» за  препараты, которые он выписал.

— Оксана, может быть хороший врач, к которому стоит очередь, потому что он очень популярен, потому что он профессионал и так далее. Это как хороший парикмахер, к нему попасть невозможно, надо записываться заранее, но с медициной такое не проходит, человеку сейчас нужно попасть к врачу.

— Во-первых, конкуренция среди врачей — это очень хорошо. Конкуренция среди медицинских учреждений — это еще лучше. Потому что благодаря этому мы получаем качество услуги. Потому что, начиная с того, где наши слабые места: некачественная диагностика, хотя страна закупила медицинского оборудования в долларовом эквиваленте в расчете на одного украинца больше, чем Польша или Чехия.

— Глава Минздрава у нас постоянно меняется, у нас вообще нет министра здравоохранения. Ульяна Супрун — она ​​исполняющая обязанности. Квиташвили также продвигал свою реформу, но так и не довел ее до конца. С кого мы спрашивать, что у нас в таком состоянии медицина?

— Давайте по-честному, Квиташвили не предлагал. До этого законопроекта непосредственно, до автономизации, это был первый законопроект, это первый кирпичик в реформе, но очень маленький.
Закон, который предлагал Квиташвили, действительно таил угрозу приватизации системы здравоохранения. Хорошо, что мы эту угрозу обошли. К сожалению, на это ушло полтора года, чтобы этот закон приняли, и то с большим трудом. Потому что именно та часть комитета, которая выступала против реформы, не являлась на заседание комитета. Так же, как последний комитет по автономизации проводила я, подписывала закон, потом он долго не подавался в юридический департамент, потом мы снова вернулись к закону, доработали, чтобы прийти к консенсусу.

И действительно, закон вышел хороший. Другое дело, что нам нужны подзаконные акты, которые будут работать. Поэтому закон, который мы рассматриваем, это один из этапов медицинской реформы: меняется механизм, меняется принцип.
Я подозреваю, что к сожалению, провластные фракции это зарубят. Первое, там, по настоянию депутатов,  отказались от сооплаты. С обеих сторон есть свои плюсы-минусы. О медицинской реформе нельзя говорить тезисами, потому что людям надо объяснить, они не читают законов, медики не читают законов, они пользуются сведениями из интернета. Поэтому, я вас прошу, зайдите на сайт Верховной Рады и прочитайте закон. Это действительно очень сильный закон, он действительно изменил бы ситуацию в стране, и он более независим от человеческого фактора. Это очень важно. Но, к сожалению, я подозреваю, что осенью его попытаются зарубить через утверждение статей. И самые принципиальные статьи туда могут не войти. Это, в том числе, и благодаря финансированию. Потому что в этом законе есть момент, что  на государственную программу гарантированных медицинских услуг должно выделяться не менее 5% с ВВП. То есть это втрое больший бюджет, чем сейчас выделяется на всю медицину. Без этого пункта невозможно будет провести реформу. Как только мы увидим, что этот пункт поставили на утверждение, мы будем понимать, что все остальное, это не реформа, это фикция.